Энн Брешерс - Третье лето Союза «Волшебные штаны»

— И она была близко-близко, и я так хотела залезть! — дрожа от возбуждения, рассказывала Катрина, лежавшая на груде подушек. Она еще плохо соображала после наркоза, но все равно хотела поведать Тибби и Ники о своем приключении.

Тибби внимательно слушала и кивала, но сердце ее разрывалось от боли: у Катрины была широкими бинтами перевязана голова, а тело, руки и ноги покрывали многочисленные синяки.

Самое удивительное было в том, что Катрина этого не замечала.

— Но я не доставала до ветки… И тогда решила вылезти из окна. — Катрина опустила глаза. — Знаю, так нельзя, но я же почти совсем уже добралась. А потом, — она быстро взглянула на Ники, — я упала.

Ники с восхищением смотрел на сестру. Еще бы! Раньше она никогда не совершала ничего столь замечательного.

— На землю? — спросил он восторженно.

— Сначала я забралась на подоконник, — объяснила она. — А пальцы очень заболели. И я хотела залезть обратно.

Ники слушал, широко раскрыв глаза и не мигая.

— Я не смогла и прыгнула тогда на кусты.

— Ничего себе, — прошептал Ники.

— А они не очень мягкие, раз я сломала голову, — философски заключила Катрина.

— Катрина! — Тибби больше не могла все это слушать. Она отвернулась, чтобы не расплакаться. Потом прилегла на кровать, взяла в руки Катринины босые ножки и попыталась улыбнуться. — Малыш ка, ты знаешь, что ты очень смелая и сильная? — Она повернулась к Ники: — Ведь правда? — Тибби знала, что похвала из уст Ники для Катрины важнее всего.

— Да! — очень серьезно произнес Ники.

— Но пообещай, что больше никогда ничего такого делать не будешь.

— Обещаю. Я уже обещала маме и папе.

Тибби прижала маленькие ступни сестренки к своим щекам и закрыла глаза. Ее переполняли самые противоречивые чувства — облегчения, неясности, вины. Тибби глубоко вздохнула и сглотнула слезы.

— Брайан! — закричала Катрина, слишком громко и бодро для девочки, которая несколько часов назад упала из окна.

Тибби подняла глаза. Только этого не хватало.

Было видно, что Брайан очень переживает случившееся, но тем не менее он улыбнулся и осторожно обнял Катрину.

— Ну что же, Китти-Кэт, от тебя ничего не отвали лось. Так что выше нос.

— Я упала из Тиббиного окна! — радостно похвасталась Катрина.

Брайан искоса взглянул на Тибби, и в его взгляде читалось беспокойство.

— Я знаю.

Интересно, откуда он знает, подумала Тибби. И как это похоже на него — примчаться в больницу!

Тибби отпустила Катринины ножки и посмотрела на Брайана: он волновался не только за Катрину, но и за Тибби, хотел, чтобы она не чувствовала себя виноватой и обязанной ему. И еще хотел — Тибби так казалось — дать ей понять, что все, что произошло между ними, произошло на самом деле и он не отказывается от сказанных в тот вечер слов.

Тибби тоже кое-чего хотела. Совсем немногого: чтобы все было как раньше.

Кармен лежала на кровати и думала о Катрине, Тибби и о многом другом. Мама уже легла спать, хотя они поужинали всего час назад. Дэвида еще не было дома.

Дэвид адски много работал. Наблюдая за ним, Кармен поняла, что никогда в жизни не станет юристом. Раньше Дэвид каждый день ужинал дома, но в последний месяц возвращался не раньше одиннадцати и продолжал отвечать на бесконечные звонки по мобильному. Несколько раз он отправлялся на работу, как обычно, рано утром, а приходил только на следующее утро, принимал душ и опять уходил. Кармен всегда подозревала, что те, кто так много работают, просто не хотят находиться дома, но к Дэвиду это не относилось. Он страстно желал постоянно быть с Кристиной, и Кармен знала, как Дэвид переживает из-за каждого пропущенного ужина.

По словам Кристины, у Дэвида было «важное дело» — одна огромная компания объединялась с другой, — которое он хотел завершить до появления малыша. Поэтому и работал двадцать часов в день.

Кармен изучала потолок, испорченный выцветшими наклейками, которые она наклеила, когда ей было восемь лет. Следовало издать закон, запрещающий маленьким детям портить стены и потолки в своих комнатах, особенно всякими наклейками. Ну почему восьмилетняя Кармен не подумала о себе семнадцатилетней?

Потом Кармен вспомнила, что в четыре года запихнула в шкаф целую коллекцию прекрасных (теперь уже запылившихся) кукол. Потом подумала о том, как совсем малышкой поселилась в этой комнате, ну и следом, конечно, — о малышах вообще.

Кармен не просто хотела уехать в университет, а уехать так, чтобы после нее в доме и в сердцах ее близких осталось незаполненное пространство. Пустота, одним словом. Глупо, но это так. Она мечтала сойти с картины своей привычной жизни, зная, что ее место в раме никто не займет. По крайней мере, что она всегда сможет туда вернуться.

Но теперь Кармен казалось, что пустота эта мгновенно заполнится, что вместо нее на картине появится счастливая молодая семья, в которой для Кармен не останется места. Теперь она боялась уезжать, потому что не была уверена, что найдет дорогу обратно.

У Кармен болели глаза и появилось ощущение, что сейчас обрушится потолок. Она встала, включила свет, подошла к компьютеру и подключилась к Интернету. Открыв, неизвестно зачем, сайт университета в Мэриленде, Кармен начала бродить по его страницам. Ничего особенного, весьма посредственная реклама высшего образования. Затем она нашла раздел, в котором можно было подать виртуальную заявку на поступление. Кармен механически заполнила бланк и отослала его.

На мгновение она оживилась, глядя на рекламные буклеты Виллиамса, разбросанные у нее на столе. Копия страховки, информация об общежитии, кар та университета — такого далекого, семь часов езды от дома.

Кармен выключила компьютер и подумала: а что, если она не уедет? Что, если не исчезнет? Обрадуется ли этому хоть кто-нибудь?

— Я договорилась, что буду работать еще одну смену, — сообщила Лена папе в ответ на вопрос о том, как ее дела. — С четырех до семи, — добавила она, не поднимая глаз от тарелки с макаронами.

— Отлично, — улыбнулся папа.

— Как малышка Катрина? — поинтересовалась мама. — Ты ее навещала сегодня?

— Да! — Лена засмеялась, вспомнив Катрину, с восторгом рассказывающую о том, как она упала из окна. Ведь это было самое значительное событие за всю ее коротенькую жизнь. — С ней все хорошо, только придется носить что-то вроде хоккейного шлема до конца лета.

— Помнишь, я носила такой шлем, да, мам? — оживилась Эффи, скребя вилкой по тарелке.

— Неделю, — отозвалась Ари. — У тебя, слава богу, не было трещины, как у Катрины.

Лена жевала хлеб и думала: почему младшие сестры всегда себе что-то ломают? У нее самой даже синяков никогда не было.

— Что это за соус? — вдруг громогласно вопросила Валия.