Клара Ярункова - Брат Молчаливого Волка

Не знает! И он, бедняга, не знает, где может быть Яна. Ведь если б он знал твердо, то вернулся бы к своему тоннелю, а не копал бы совсем в другом месте с тем же немым отчаянием.

Сейчас мы работали все — кто лопатой, кто руками. Наконец, после многих попыток, кому-то из спасательной службы удалось организовать работу. Никто больше не бегал, каждый работал на своем месте, а в центре, где лавина была плотнее и выше, четверо человек втыкали в снег длинные железные шесты. У каждого был свой определенный участок, и поиск шел организованно. Шест втыкали, поворачивали, вытягивали и смотрели, не захватил ли крючок куска материи от куртки или брюк. Двенадцатиметровые черные пики грозно взлетали против затянутого тучами неба, и я уже перестал верить, что мы найдем Яну. Шел второй час поисков, а от нее не было и следа. Ни палки, ни шарфа, ни рукавицы. Мне даже стало казаться, что ее вообще здесь никогда не было. Она, наверное, от нас где-нибудь прячется! Но где-то совсем в другом месте, а не здесь, под этой огромной лавиной, такой огромной, что люди кажутся крохотными, разбежавшимися по снегу муравьями. Нет, Яна не может быть здесь, под снегом! Яна, озорная ящерка, что же ты не вильнула хвостиком и не скрылась от этого ужаса на скале, в густых зарослях! Она наверняка там, в кустарнике, она просто растянула ногу и не может спуститься к нам и сказать: «Что вы тут делаете? Что вытворяете?»

— Не стой! — крикнул мне Вок. — Не то я тебя!..

Я бросился на колени и погрузил руки в снег: я боялся Вока. Он был страшен: лицо осунулось — кожа да кости, глаза исступленно горели.

Нет ее здесь! А если и есть, уже поздно. Я знаю, человек может выдержать под снегом несколько часов, потому что снег рыхлый и пропускает немного воздуха, но я в это не верю. Я видел лыжника, которого откопали через два часа. Сердце у него еще билось, но даже врачу не удалось его воскресить.

К отцу подошел спасатель.

— Нужно пойти позвонить еще раз, — сказал он, с беспокойством оглядывая Дюмбер. — Пора уже им быть здесь с этим прибором.

— Только не я, — покачал головой отец. — Я… останусь тут с детьми. Пошлите кого-нибудь другого. Помоложе.

Начальник спасателей подозвал Лайо.

— Нет-нет, — сказал отец. — Взрослого. Моя жена будет не в силах…

Вызвался опять тот лыжник, что уже был у нас. Он встал на лыжи и тут же исчез вдали.

— А ты… — отец посмотрел на меня, — пошел бы ты к маме.

Но я не мог бросить Йожку. Отец только вздохнул. Видно, уже и он не верил.

Может, если бы пришли с прибором… Я его не видел, но знаю, что когда с ним ходят, он показывает, где искать человека. Наверное, в нем действует магнит. Ведь у каждого лыжника металлические крепления на лыжах. А может, в этом приборе действует радар?.. Какая разница, лишь бы он уже был здесь! Лишь бы показал, где искать Яну, живую Яну, с большими голубыми глазами, широко раскрытыми, когда ей страшно или когда она смотрит на Вока. Сейчас ей наверняка страшно, она боится и мучается, найдем ли мы ее вовремя, а мы роем, но может быть, не там. Яна нас слышит и боится, что мы никак ее не найдем.

Время летело с чудовищной быстротой, и я заметил, что люди вокруг работают уже не так споро. Они останавливаются, разговаривают, задумчиво качают головами. Заметил это и начальник.

— Копайте, копайте! — кричал он, бегая и подгоняя всех.

— Приказывать легко, — проворчал кто-то. — Только кто приказывает, должен позаботиться и о провианте: скоро обедать! — И он противно засмеялся, ожидая, что его поддержат остальные.

Начальник подошел к нему и вырвал из рук лопату.

— Вы можете идти! — закричал он, весь красный от злости.

— Ну и пойду, — сказал парень и пошел. — Все равно все уже напрасно! Не будьте дураками, ребята, прошло два часа!

Он взял лыжи и двинулся по направлению к Партизанской хате. Девушка, которая стояла рядом с ним, услышав эти слова, испуганно зарыдала. Остальные снова с каким-то отчаянием начали пробиваться к центру лавины.

Почему к центру? А может, Яна где-то с краю? Конечно, может, она и в центре. Почему же все устремились к центру? Может, она в боковом проходе. Может… Может, может! Может, в центре, может, на краю, может, внизу, а может, и выше. Все только может, но ничего наверняка. Наверняка лишь одно — Яны нет. И нет радара, который мог бы ее найти.

Я больше не думал, что она сидит где-то в кустарнике, с вывихнутой ногой. Я уже думал о другом — о самом страшном.

Кого я совершенно не мог понять, так это Ливу. Не потому, что она не подошла к нам. Я не мог понять, почему она тоже вдруг перестала рыть, прикрепила лыжи и начала спускаться с дюмберского склона. Как раз напротив нас. Она спускалась правильной «елочкой», наискосок подымалась вверх, снова съезжала и каждый раз кончала спуск резким поворотом как раз там, где лавина упиралась в нетронутый дюмберский склон.

«Лива! — хотелось мне крикнуть. — Лива, что ты делаешь?!»

Но она меня не замечала. Она шла не останавливаясь. Без передышки взбиралась и спускалась, каждый раз прокладывая новую лыжню на метр дальше, пока не разрисовала правильной «елочкой» почти весь склон. Словно ничего на свете не было важнее этой правильной «елочки».

«Остановись, Лива!»

Лива не остановилась. Она продолжала взбираться и съезжать, как заведенная механическая игрушка. Что с ней случилось?

Я уже не решался смотреть на склон. Вдруг она закончит спуск, достанет губную гармошку из кармана, сначала просто попробует, а потом заиграет на всю долину, на всю лавину: «Когда мне пойдет семнадцатый год…», и мне придется подойти к ней и ударить ее изо всех сил, чтобы она перестала.

Я глядел только на снег перед собой. Какой он страшный! Серый, тяжелый и мокрый. Не белый, а совсем серый под этим тоскливым небом.

И скалы, серые летом, сейчас были совершенно черными. И ветки карликовой сосны черные, только желтый излом их пахнет смолой, словно ничего не произошло.

«Начинай же, Лива! Почему ты не играешь? До каких пор мне ждать?!»

Нервы у отца сдали. Он стоит над Воком, согнувшись в снежном тоннеле, и плачет. Слезы не текут, но я знаю, что отец плачет.

А Йожка не плачет, Йожка выбрасывает снег, копает, как заведенный, и худеет на глазах, словно тает, расплывается передо мной в дрожащем сыром тумане.

Хватит! Я больше не выдержу! Не могу! Должно же наконец что-нибудь произойти!

— Идут!.. — закричало сразу несколько голосов, к ним присоединились остальные: — Идут!..

Я поднял голову и увидел четырех парней с рюкзаками, с бешеной скоростью пересекающих дюмберский склон и все Ливины «елочки». Всю ее художественную работу!

Начальник приказал всем покинуть лавину, Йожо никак не хотел выходить из своего тоннеля. Но когда понял, что всем надо уйти для исправной работы прибора, сам отошел в сторону.