Лев Квин - Семьдесят неизвестных

— …И станут порядочными свиньями, — смеясь, закончила Вера.

Так же как и Света, которой она незаметно для себя подражала во всём, Вера частенько подтрунивала над чувствительностью подружки. Её удивляло и забавляло, что Ия может вдруг разрыдаться над старой выбракованной свиньёй, предназначенной к убою, умилиться какой-нибудь разноцветной букашкой, может перепугаться до смерти, когда из-за ограды кладбища, мимо которого им приходилось по вечерам возвращаться с фермы, поднимется чёрная фигура и затянет скорее смешное, чем страшное «у-у», хотя все, в том числе и сама Ия, прекрасно знали, что это не какой-нибудь там покойник или призрак, а самый настоящий и живой Яшка Шелестов из их класса, по уши влюблённый в Свету, и к тому же безнадёжно влюблённый: Света не обращала на него никакого внимания и ему только и оставалось, что мычать по вечерам из-за кладбищенской ограды.

Но в то же время не было в их классе девочки, душевнее Ийки, умевшей лучше, чем она, хранить все тайны, которые ей, единственной на свете, вверяли подруги. А уж чтобы дать тебе списать тригонометрию, подежурить за тебя в школе тёмным зимним утром, когда так не хочется раньше вставать, пойти вместе с тобой домой после уроков и сказать матери, что ты всё-всё знала, только в последнем предложении чуть запуталась, а Валерий Кузьмич — сразу двойку! — во всём этом Иины подруги никогда не знали отказа. Ию любили, принимая её доброту как должное, само собой разумеющееся, и, вероятно, здорово удивились бы, если на какую-нибудь просьбу она вдруг ответила бы отказом.

Впрочем, таких случаев никогда ещё не было…

Девочки простояли у ворот, наверное, не меньше часа: не хотелось возвращаться со свежего воздуха в свинарник.

— Надо ещё подогреть сыворотку, — с сожалением произнесла наконец Света.

И тут Вера заметила на одном из витков дороги быструю чёрную точку. Она мелькнула и вновь исчезла за холмом.

— Девочки, внимание! Митяй мчит на мотоцикле.

— Бегом в свинарник! — скомандовала Света. — Ещё увидит нас здесь, напишет, что прохлаждались в последний день.

С зоотехником, молодым парнем, окончившим в прошлом году ветеринарный техникум, у них с самого начала практики шла непрерывная война. Зоотехник требовал, чтобы практикантки величали его по имени-отчеству — Дмитрий Константинович. Девочки же упорно называли парня не иначе, как Митяем, — он был лишь чуть постарше их, а выглядел, малорослый и хилый, ещё моложе. Парень злился, краснел и, считая, что девчонки умышленно подрывают его авторитет, придирался к ним по работе. То он находил грязь в какой-нибудь из клеток, то обнаруживал, неожиданно примчавшись на своём мотоцикле, что вода или сыворотка недостаточно подогреты, и неизменно отмечал эти нарушения соответствующими пометками в дневнике, который вели девочки. Им приходилось потом выдирать и переписывать заново целые страницы.

Но на сей раз Митяй приехал совсем с другим. Ещё торопливо молотил во дворе мотор его мотоцикла, а он сам взмыленный, с вытаращенными глазами, уже вбежал в свинарник.

— Девчонки! — Голос у него был какой-то необычный: высокий, взволнованный.

— Что тебе, Митяй? — Света, демонстративно повернувшись к нему спиной, убирала или, вернее, делала вид, что убирает в клетке.

— А ну, все сюда! — Митяй пнул носком сапога опилки в проходе. — Чтобы свежих насыпать, понятно! А то как нагрянут…

Девочки сбежались к нему с разных концов свинарника.

— Кто нагрянет? Зачем? Да скажи толком, Митяй!

— Иностранец. Венгр. Воевал здесь когда-то за Советскую власть. А сейчас министр или ещё кто-то там у них.

— И к нам приедет? Сюда, на ферму? — с удивлением спросила Света.

— Ой, мамочки! — Ия испуганно ойкнула.

— Я почём знаю: приедет — не приедет. Сказало начальство, чтобы всё в ажуре.

— А смена когда? — спросила Вера.

— Сказано же: митинг будет в школе, там все… Ну, я побежал — ещё надо в Осямовку, предупредить… Опилки, девки, опилки! Имей в виду, Светка, с тебя первый спрос.

Он погрозил на прощание своим немощным детским кулачком и затрусил к выходу. Поскользнулся на обледенелом пороге, едва удержался на ногах, ухватившись за дверной брус, скомандовал:

— Лёд чтобы весь сбить! — и исчез.

На коротком совещании решили не только посыпать свежими опилками все проходы, но ещё и помыть свиноматок: их спины пестрели фиолетовыми пятнами — остатками грубо намалёванных цифр. Девочки сначала не умели различать животных, возникала постоянная путаница, и старшая свинарка, уезжая в Москву на Выставку достижений, посоветовала им пронумеровать клетки и свиней. Теперь в номерах нужда отпала: каждую свинью знали, что называется, в лицо, но школьные химические чернила отходили плохо, и свиньи казались грязными, немытыми.

Пока скребли неподатливые свинячьи спины, Ия всё испуганно вскрикивала:

— Ой, девочки, едут!

Бросали щётки, вёдра, выбегали из свинарника — никого.

— Паникуешь, Ийка! — сердилась Света.

Наконец перестали и скрести и бегать на улицу: надоело, да и устали тоже. Собрались в крохотной каморке, именовавшейся почему-то конторкой, может быть потому, что там стоял колченогий столик с чернильницей-непроливайкой в специальном гнёздышке, — Митяй соорудил.

— Не приедет к нам иностранец, — вздохнула с сожалением Вера.

— Вот и хорошо! — по-детски обрадовалась Ия.

Света посмотрела на неё неодобрительно.

— И чего ты всё трусишь, чего трусишь! Ведь интересно.

— Помните, девочки, три года назад к нам московский артист приезжал, — вспомнила Вера.

— Не артист, — поправила Света. — Режиссёр.

— Ну, режиссёр. Я стихи со сцены читала, он всё улыбался. Чего это он? Стихи совсем даже не смешные…

Пока сидели в конторке, болтали, погода испортилась. Наползли тучи, чёрные, злые. Стеной повалил снег — за два шага ничего не видать. И ветер. Налетел с воем, с визгом, словно с привязи сорвался.

— Здрасте! Давно тебя не было, соскучились! — Света выскочила в тамбур, прикрыла распахнувшуюся дверь, задвинула засов.

— Уляжется, — не очень уверенно произнесла Вера. — По радио на три дня объявили ясную погоду.

— Ой, девочки, — Ия с тревогой смотрела на помрачневшие окна, — как смена к нам доберётся?..

Она не зря тревожилась. Подошёл вечер, стало темно, а смена не появлялась. Девочки то и дело бегали к двери, кричали в набитую снегом темноту — никто не отзывался. Ветер всё усиливался, поднялась настоящая снежная буря. Дверь быстро забросало снегом.

— Опять нам кормить свиней, — с досадой сказала Света. — Я уж думала — всё, отделались… Давайте, чтобы не возиться, подсыплем им завтрашнего силоса.

И только сейчас вспомнили, что фуражир, спешивший в больницу за женой, не подвёз сочных кормов, сказал — приедет утром пораньше и подвезёт. А идти теперь самим к силосной яме, метров за триста, было бы просто глупо: заблудишься в снежном хаосе!