Б. Травен - Поход в Страну Каоба

Но в действительности все происходит, конечно, не так весело и беззаботно, как в этих рассказах. Во всяком случае, во время бунта лесорубов дело обстояло очень серьезно.

Дон Ансельмо Эспиндола, энергичный и опытный энганчадор, взялся завербовать человек двадцать — двадцать пять и доставить их на монтерию. Но на плантациях он смог законтрактовать только шесть человек, так как у него не было средств, чтобы уплатить долги тех, за кем числилась большая сумма.

Дон Ансельмо отправился в район, где в свободных деревнях и селениях жило племя бачахонтеков. Здесь ему удалось завербовать человек восемнадцать, которые по тем или иным причинам нуждались в наличных деньгах и не могли раздобыть их иным путем. Они решились завербоваться на год на монтерию и получить определенную сумму в виде аванса. Дон Ансельмо не мог ждать до праздника Канделарии, чтобы присоединиться к другим вербовщикам и отправиться вместе с их командами: ему необходимо было немедленно доставить людей на монтерию. У него был всего-навсего один помощник — мальчик лет пятнадцати.

Хотя вербовщики беззастенчиво занимаются куплей-продажей индейцев, по внешнему виду они нисколько не похожи на торговцев. Это очень здоровые и выносливые парни. Таких молодцов могла породить только Мексика. Страх им неведом, они и глазом не моргнут, если кто-нибудь ткнет им в живот заряженным револьвером или если им доведется проснуться от прикосновения лезвия мачете, приставленного к их горлу. Но если им неведом страх, им неведома и храбрость. Ими владеет своего рода равнодушие к жизни. Увидев направленный на себя пистолет, энганчадор подумает: «Что ж, значит, мой час пробил!» Но из этого вовсе не следует, что он не станет защищаться. При малейшей возможности он будет драться до последнего дыхания. Даже поняв, что его песенка спета, энганчадор все еще будет сопротивляться — не для того, чтобы спасти свою жизнь, а чтобы отомстить врагам и не дать им уйти невредимыми. Если он увидит в минуту смерти, что его враг так же умирает, он все равно не примирится с ним, даже если бы это сулило ему вечное блаженство. У энганчадора свое представление о блаженстве. Блаженство — это увидеть, что твой враг испустил дух на минуту раньше тебя самого.

Дон Ансельмо не составлял исключения среди энганчадоров.

Все индейцы, которые более или менее добровольно отправились на монтерию с доном Ансельмо, только что расстались со своими семьями и были поэтому в весьма скверном настроении. Большинство из них принадлежало к независимому племени бачахонтеков. Мужчины этого племени славились своим упрямым, воинственным, гордым и независимым нравом. Не многие решились бы в одиночку вести этих людей через джунгли. И человек, реально представляющий себе, что значит отважиться на такое путешествие, никогда не позволил бы себе назвать трусом того, кто отказался бы от этого перехода. Уже одно то, что дон Ансельмо, не раздумывая, взялся за это дело, доказывает, что он был личностью незаурядной. Кто-кто, а уж он-то знал и трудности предстоящего пути, и характер людей, которых он вел, и их репутацию. Но дон Ансельмо рассудил так: «Если я сумею привести на монтерию этих мучачо, я неплохо заработаю. Ну, а если нет — мое тело растерзают коршуны, а остатки сожрут дикие кабаны и муравьи. Надо бы взять трех помощников, но тогда я ничего не заработаю. Вот и выходит, что я должен идти вдвоем с этим молокососом-подручным. Будь что будет!»

Первые три дня пути до границы джунглей, до того маленького ранчо, где путники могли напоследок купить недостающие для похода припасы, все шло хорошо. Точнее, относительно хорошо. Сказать, что все протекает совсем гладко, дон Ансельмо не мог. Он замечал, что парни ворчат, ссорятся между собой и после каждой стоянки очень неохотно и вяло отправляются в путь.

Но он утешал себя тем, что в джунглях дело пойдет лучше. Завербованные уже не будут встречать знакомых, там не будет и хижин, вид которых напоминает им родные селения.

У дона Ансельмо было достаточно опыта по части походов через джунгли. Он знал, что из-за тяжелой ноши на спине и однообразия пейзажа завербованные постепенно начинают двигаться почти бессознательно. Они пребывают не то в состоянии полусна, не то гипноза, но так или иначе почти полностью утрачивают способность думать. Все их интересы вертятся вокруг одного: когда же наконец они дойдут до следующего привала.

В первый день похода через джунгли настроение в команде дона Ансельмо поднялось, хотя никаких видимых причин для этого не было. Но, когда человек пробирается сквозь однообразные первобытные леса, настроение его, будь он индеец или белый, зависит от тысячи вещей, которые в других условиях вообще не принимаются в расчет. Сегодня настроение у всех хорошее, а отчего, неизвестно; завтра все в отчаянии — тоже неизвестно почему. Утром все хмурятся, в обед всех охватывает равнодушие, после обеда — раздражение, а вечером томит скука. Сегодня парню хочется завоевать весь мир, завтра он клянет бога за то, что тот создал москитов, клещей, слепней, блох, пауков, болота, шипы, колючки, ядовитые растения, камнепады, бурелом и ни одного съедобного плода на всем многодневном пути.

Быть может, эта смена настроений зависит от колебаний температуры, от удушливой влажной жары, от сумерек в зеленых зарослях, от перемены атмосферного давления, от однообразия пищи, от укусов каких-то насекомых и от сотни тысяч других причин.

На этот раз случилось так, что в первый день пребывания в джунглях среди индейцев царило удивительное веселье. Один из мучачо играл на губной гармонике, другие ему подсвистывали, двое пронзительно кричали, думая, что поют. Повсюду звучал смех, все болтали без умолку.

На второй день людей охватило равнодушие, на третий — все помрачнели и почти не разговаривали друг с другом.

Индейцы шли длинной цепочкой — идти иначе не позволяла узкая тропа.

Дон Ансельмо вел с собой двух мулов; на них был навьючен его скудный багаж, тючок мальчишки-подручного, продовольствие для них обоих и, наконец, маис для двух лошадей дона Ансельмо и для самих мулов.

Впереди всех ехал мальчишка, за ним семенили мулы, за мулами ехал дон Ансельмо.

Индейцы шли кто впереди всадников, кто позади.

Время от времени — примерно каждые полчаса, если только позволяла тропа, — дон Ансельмо останавливал лошадь, спешивался, подтягивал подпругу и, прислонившись к дереву, выкуривал сигаретку, а затем вновь садился верхом и догонял команду. Он делал вид, будто останавливается покурить. На самом же деле он пропускал мимо себя всю цепочку рабочих и пересчитывал их, желая убедиться, что все налицо. Иногда не хватало одного мучачо, но это вовсе не значило, что тот сбежал. Парень мог отстать, чтобы вынуть какую-нибудь вещь из своего тюка или попросту перепаковать его. А может быть, ему в ногу впилась колючка, или он разбил себе палец о камень, или… да мало ли что еще могло его задержать. Недосчитавшись кого-нибудь из завербованных, дон Ансельмо некоторое время стоял на месте и ждал. Если отставший долго не появлялся, дон Ансельмо скакал назад посмотреть, что случилось. Найдя парня и убедившись, что тот задержался не без причины, дон Ансельмо кричал: «Эй ты, что там у тебя случилось?.. Ах, у тебя колючка в ноге? Дай-ка я погляжу. Погоди, я сейчас ее вытащу… Ну вот, а теперь беги скорее, остальные уже далеко ушли. Поворачивайся живей!»