Джин Монтгомери - Ищи на диком берегу

— Так пойдем. По речке, на север.

Сразу за перевалом, у тропы, голубое небо отражалось в продолговатом озере с лесистыми берегами. На дальнем, восточном берегу паслось стадо коров. Несколько коров стояло на отмели по колено в воде. Вода притягивала Захара, как магнит.

— Пойдем искупаемся, — хрипло сказал он и зашагал вниз.

Озеро, раздувшееся от зимних дождей, затопило подлесок и валежник. Коричневатая вода окрасила тело Захара в цвет старой слоновой кости. Захар долго плескался, как выдра, потом распластался на воде лицом кверху и стал прислушиваться к нескончаемым нежным трелям какой-то птицы, впадая в блаженную дремоту. Тайин окунулся разок и уселся на берегу под раскидистым дубом.

Когда Захар выбрался из воды, у него подгибались ноги. Долгое купание усилило голодное головокружение.

— Хорошо быть чистым. Но я, видно, перекупался, ноги не держат. — Он захихикал, как пьяный.

Тайин понимающе кивнул:

— Голодный. Ладно, пошли.

Чтобы снова выйти на тропу, им пришлось обогнуть озеро. Почва была изрезана руслами ручьев, сбегавших в озеро с холмов. Они перепрыгивали через ручьи, пробирались болотистыми низинами и лугами. То и дело попадались купы деревьев, звенящие от птичьего гомона.

До тропы оставалось уже совсем немного, как вдруг Тайин остановился. То наклоняя, то поворачивая голову, он коротко и резко втягивал носом воздух. Они были примерно в полумиле от озера, на поросшем ольхой берегу ручья.

— Ты чего? — зашептал Захар в смутном предчувствии опасности. Голова у него гудела, как пчелиный улей.

— Огонь. Дым. — Тайин снова втянул в себя воздух. — Мясо жарят.

Ручей, на берегу которого они стояли, пересекал узкую лужайку, потом нырял в дубовую рощу. Желтые глаза Тайина обшаривали опушку. Сквозь деревья просачивался дым.

Мясо! Во рту у Захара сбежалась слюна. Спотыкаясь, он побрел к опушке.

— Дурак! — презрительно пробормотал Тайин. — Не ходи, опасно.

Захар слышал, но не хотел понимать. Голод гнал его вперед вопреки опасности. Ноги сами перенесли его через лужайку. Словно во сне он увидал в глубине рощи поляну.

Посреди поляны горел костер. Между двумя рогульками была подвешена на вертеле говяжья ляжка. Когда жирный сок капал с нее в огонь, вверх поднимались струйки ароматного дыма.

Этот вид, этот запах гипнотизировали Захара. Он вступил на поляну, не отрывая глаз от поджаристой корки на мясе. Для него ничего больше не существовало на свете, кроме этого истекающего жиром мяса. Он уже не слышал отчаянный шепот Тайина за своей спиной:

— Стой, дурак!

Захар сделал еще несколько шагов к костру. И тут тень мелькнула перед его глазами. Захар попытался отмахнуться от нее, но прежде чем он успел шевельнуться, вокруг его плеч затянулся аркан.

— Тайин! — завопил Захар.

Краем глаза он успел заметить, как Тайин сломя голову мчался по лужайке назад, к ольхам. В этот миг сильный рывок швырнул Захара на землю. Он ударился головой о камень и потерял сознание…

Град увесистых ударов заставил его очнуться. Он полулежал со связанными руками и ногами, прислоненный к дереву и привязанный к его стволу веревкой, которая стягивала его грудь, как железный обруч. Голова раскалывалась от боли, в глазах стоял туман, бока ломило от ударов, которые продолжали сыпаться на него.

Мигая невидящими глазами, Захар вглядывался в надменное, жестокое лицо. Эти наглые черные глаза, эта бородка, словно нарисованная тушью, кого-то ему напоминали. Слабая искорка вызова мелькнула в глазах Захара.

— Конкистадор, — выдохнул он.

Капрал Хуан де Ривера перестал лягать его ногами. Он глядел на Захара сверху вниз с холодным вниманием рыбака, изучающего червя, прежде чем насадить его на крючок.

— Сеньор Петров, — произнес он тихим ядовитым голосом. — Эль руссо Петров. Ты думал, испанский солдат глупый, э, сеньор Петров? Глупый солдат, не понимает, куда вы побежали? Теперь ты видишь. О да, сен-ньор Петров, вы еще много будете видеть. — Он еще раз с силой двинул Захара в бок и зашагал к костру.

Когда в голове у Захара прояснилось, он увидел на поляне еще одного солдата, рослого, тяжеловесного, с бычьим затылком. Солдат ставил небольшую палатку. На нем тоже была нарядная голубая форма кавалерийского эскорта. Впрочем, теперь мундиры обоих были серыми от пыли. Захар вспомнил слова Тайина о том, что в охоте на людей принимают участие все, кто только может. Ну что ж, теперь он знает, что должен чувствовать загнанный и пойманный кролик.

Нагнувшись над костром, Ривера тыкал ножом в мясо.

— Пабло, — окликнул он второго испанца, — мясо готово.

Пабло принес оловянные тарелки и кружки, хлеб.

Прежде чем приняться за еду, они не раз передавали друг другу большую кавалерийскую флягу с вином, пока она не опустела. Наконец они сняли с огня говяжью ляжку на вертеле и стали лакомиться розовым сочным мясом, которое они нарезали большими ломтями. Захар боялся опять потерять сознание от запаха мяса, от вида того, как они вытирают свои тарелки хлебным мякишем. Мясо они обильно запивали вином из фляг. Захар заставил себя отвести глаза от пирующих испанцев. Неподалеку от костра лежала коровья туша, освежеванная и разделанная. Рядом была растянута на земле коровья шкура, мухи висели над ней маленькой черной тучей.

Кони — вороной и серый в яблоках — паслись поблизости на лужайке. Запах крови их беспокоил, они фыркали, били копытами и натягивали веревки. Седла валялись рядом с палаткой. Седельные сумки свисали с толстого сука дерева.

Захар снова перевел взгляд на пирующих. Ривера отрезал очередной ломоть мяса, бранясь и яростно отмахиваясь от мух. Он воткнул нож в оставшийся большой кусок мяса и накинул на него салфетку. Испанцы ели много, но пили еще больше. Покончив с едой, они развалились у костра, пили и болтали. Пабло ругал Риверу за то, что тот упустил второго русского.

— То был не русский, — возразил Ривера, — а всего лишь алеут. Пусть подыхает в этой глуши. Эль руссо Петров — вот кто нам нужен.

Значит, Тайин жив и на свободе! В сердце Захара затеплилась было искорка надежды, но тут же погасла. Что за дело алеуту до него? «Нет, — подумал он в отчаянии, — вся моя надежда на эти две фляги вина. Если испанцы напьются до бесчувствия, я попытаюсь освободиться от веревок и сбежать».

Испанцы быстро хмелели. Здоровяк Пабло захлебывался веселым смехом, Ривера еле ворочал языком. Захар не разбирал и половины того, что они лопотали. Кажется, речь шла о нем и о коровьей шкуре, которая в свете костра выглядела разостланным кровавым покрывалом.

Захар напряг слух, пытаясь разобрать слова. При чем здесь коровья шкура? Ему стало страшно, на пересохшем языке появился металлический привкус.