Джин Монтгомери - Ищи на диком берегу

Захар проглотил слюну, промолчал. Они тронулись в путь. Тайин шел впереди. Туша покачивалась между ними под жердью.

Постепенно тошнота отступила от Захара. Им снова овладело возбуждение охоты, до сих пор скрывавшееся под спудом, и он разговорился.

— Знаешь, Тайин, я однажды здорово поспорил с Ильей Мышкиным. Я ему сказал, что ненавижу убивать бобров, да и вообще любых животных, что всякая тварь имеет право жить. А он говорит: «Не очень бы ты брезговал этим делом, кабы сам подыхал с голоду».

Тайин обернулся на ходу:

— Он правду сказал, разве нет?

Захар неохотно согласился.

— И все равно жалко. Вроде как я перед этим оленем виноват.

— А ты ей скажи: «Виноват». Громко скажи. Тебе лучше будет. Я ей сперва раньше уже сказал.

Захар смутился, сказал тихо:

— Прости, олень, что мы тебя убили. — Потом произнес громче и увереннее: — Но иначе мы не могли. Или твоя жизнь, или наша.

И у него в самом деле стало легче на душе.

Как только они вернулись на привал, Тайин отвязал кинжал и начал разделывать оленя.

— Сперва сначала берем жилу, огонь сверлить будем. — Он вырезал кусок упругого сухожилия и сделал из него тетиву для огневого лучка. Этой тетивой он обмотал палочку из твердого дерева. — Как огонь делать будешь, господин Петров? — спросил он, не прекращая работы.

Вопрос озадачил Захара.

— Ну, как же, ну… — и он рассмеялся. — Ей-богу, не знаю. Хоть смейся, хоть плачь, а только я не знаю. Всегда у кого-то был огонь, можно было разжиться. Вот если бы иметь огниво, кремень, трут… А так, голыми руками… — Он замолк, чувствуя себя совершенно беспомощным.

— Ладно, ладно, господин Петров, я покажу.

Тайин уселся, взял кусок сухой коры, перевернул его внутренней стороной кверху и прижал его к земле ногой. В рыхлую поверхность коры он воткнул деревянную палочку, обмотанную тетивой лучка. Верхний конец палочки он накрыл кусочком дерева и, придерживая его губами, начал вращать палочку с помощью тетивы. Он работал лучком до тех пор, пока не появилась первая струйка дыма; кора вокруг палочки начала тлеть, обугливаться. Тайин раздувал уголек, подкладывал кусочки сухой коры, сухие листья — и наконец появилось пламя.

Они навертывали на зеленые ветки тонкие длинные ломтики оленины и жарили их на костре.

— Боже мой, до чего же вкусно! Горячее мясо! — бормотал Захар.

— Теперь хорошо, с огнем, — кивнул Тайин. — Не хотел тебя пугать — только опасно было, чертовско дело, спать в лесу. А с огнем зверя не боимся.

Утолив первый голод, Тайин с видимым удовольствием снова взялся за работу.

Захар присматривал одним глазом за долгожданной оленьей ногой, которая поджаривалась на угольях, и не переставал удивляться: чего только нельзя сделать из оленя! Все несъедобные внутренности на что-то пригодились. В пузыре можно носить воду, в чехлах, сделанных из кишок, — сухую кору для растопки. Шкура, в которую Тайин втер немного оленьего мозга для мягкости, могла послужить надежным укрытием от дождя.

Голову оставили в целости и сохранности, Тайин собирался насадить ее на палку и использовать для маскировки на следующей охоте. Сухожилия понадобились для самых разнообразных поделок. Мелкие кости пойдут на рыболовные крючки, большие тоже на что-нибудь сгодятся.

Перед ужином Захар решил искупаться в реке, и ему удалось поймать рыбу. Он вынес ее на берег, смеясь от радости и крича:

— Тайин! Тайин!

Тайин появился на берегу как раз вовремя, чтобы увидеть, как скользкая черная рыбина вывернулась из рук Захара. Захар подхватил ее и понес в лагерь, не переставая смеяться.

— Чего смешно? — полюбопытствовал Тайин.

— Вчера, когда мы подыхали от голода, рыба меня и близко не подпускала! А сегодня, когда у нас полным-полно мяса, она сама идет ко мне в руки.

Захар насадил рыбину на ветку и повесил на дерево. Хороший будет завтрак. Рядом висела на суку оленина.

За ужином Тайин сказал:

— Завтра еще пойдем на оленя. Другой день пойдем дальше.

Ранним туманным утром они развели костер, прежде чем отправиться на охоту. Завтракать они собирались по возвращении. Захар жадно поглядывал на рыбину, висевшую на ветке. Они сложили у дуба скатанные пончо и прочие пожитки.

На этот раз Тайин вооружился новым луком со стрелами. Кинжал висел у него на поясе. Он повел Захара на новое место охоты — в густом кустарнике неподалеку от другой оленьей тропы. Оленью шкуру он набросил на спину, не забыл и оленью голову на палке. Тайину удалось подкрасться к небольшому стаду на удобное для выстрела расстояние, и охота закончилась быстро. Предрассветный туман еще не рассеялся, а они уже брели к лагерю, неся на жерди оленя. На этот раз впереди шел Захар.

Он сказал через плечо:

— Из головы не выходит эта наша рыбина. Печеная рыбка на завтрак — пальцы оближешь!

— Все время голодный, — снисходительно заметил Тайин.

Захар весело заржал:

— Что поделаешь — расту!

Костер приветливо мигал им навстречу.

Вдруг Захар заметил неясную фигуру по ту сторону костра. Ему показалось, что какой-то рослый человек тянется к их провизии, висящей на ветках.

— Эй! — Захар уронил жердь и не раздумывая бросился вперед. — Тебе чего?..

— Стой! Берегись! — завопил Тайин.

Захар понял свою ошибку, лишь когда очутился на расстоянии вытянутой руки от огромного медведя, — это он хозяйничал в их лагере. Медведь с рычанием повернулся. Захар едва успел заметить белые клыки, маленькие, горящие красным огнем глазки, и тут же его сбил с ног могучий удар медвежьей лапы.

Очнулся он, стоя на четвереньках у костра. Грозное рычание раздавалось за его спиной, земля дрожала от топота медвежьих лап. Захар замотал головой, приходя в себя, оглянулся.

Медведь сжимал Тайина в своих чудовищных объятиях. Стоя на задних лапах, огромный зверь топтался взад и вперед, прижав Тайина к своей груди. Они танцевали свой смертельный танец между дубом и костром.

Захар бессмысленно глазел на них. Он дрожал всем телом, подавляя безумное желание бежать прочь.

Он вскочил, выхватил из костра горящий сук и бросился к боровшейся паре. Перед ним мелькнуло лицо Тайина, искаженное мучительной гримасой. Вот медведь повернулся к Захару. Горячее зловонное дыхание обдало Захара. И тогда он сунул свой факел прямо в рычащую морду над головой Тайина. Медведь жутко взревел, выпустил Тайина и бросился прочь, круша подлесок. Тайин привалился к дубу, обхватил голову обеими руками и сполз на землю. Захар стоял над ним пошатываясь, тяжело дыша.

— Тайин, как ты, жив? — прохрипел он.

Тайин жадно ловил ртом воздух. Кровь тонкими струйками стекала по его шее. Он ощупал свою голову:

— Не знаю. Медведь мою голову ел. Чертовско болит. — Тайин уронил голову на грудь и потерял сознание.