Анна Ремез - 12-15

— Что ты прочитала двадцать девять книг, — улыбнулась мама.

Ну почему Вера Петровна поставила меня рядом с этим ящиком? Зажмурившись, я тут же отвернулся. Вдруг кто-то толкнул меня, и я чуть не упал. В последнюю секунду удалось удержаться на ногах, и вот я завис, растопырив руки, над коричневым, высохшим египтянином. Всё. Я его увидел.

— Егор, как ты себя ведёшь? — тут же зашипела Вера Петровна.

Я буркнул: «А что сразу Егор?» и шмыгнул за спину Наташки Майской. Снова закрыл глаза, но было поздно. Я его увидел! Теперь этот мертвяк опять придёт ко мне во сне.

Кожа под рубашкой и свитером покрылось противными мурашками. Я огляделся в поисках Димона и наткнулся на взгляд Наташки.

— Что уставилась? — шепнул я. Она тут же покраснела и сердито отвернулась.

Экскурсовод, седая дама, завёрнутая в цветастый платок, продолжала, как ни в чём ни бывало:

— Этого жреца звали Петесе и жил он в десятом веке до нашей эры.

Я, как мог, спрятался за Наташкой, но он стоял перед моими глазами: темный, сухой как старая деревяшка. Как будто вывернутый наизнанку, страшный своею непостижимой древностью. В первый раз, когда мы приходили сюда, я не ожидал его увидеть… А главное, я просто не мог представить себе, что испугаюсь какого-то музейного экспоната.

Ночью после той экскурсии я проснулся, закричав: жрец лежал на моём одеяле и шарил по нему мертвой рукой.

Вот уже неделю я тайком включаю настольную лампу после того, как мама с папой ложатся спать. Всё потому, что этот кошмар успел присниться мне дважды! Я рассказал Димону, но так, в шутливом тоне, чтоб он не подумал, будто я трус. Димон посоветовал найти в Интернете фотографии сушёных фараонов и долго смотреть на них перед сном. Но мне стало дурно, как только я набрал слово «мумия» в поисковике.

Тогда я решил всеми правдами и неправдами избегать второй экскурсии в Египетский зал. Я себя знаю, у меня как засядет что-то в голове — пиши пропало. Как будто песня, от которой не можешь отвязаться, да ещё и с картинкой. Страшненькой египетской картинкой.

Конечно, Вере Петровне я об этом ничего не сказал.

— Руханов, что это за кружок, в который ты вдруг ходишь по средам?

— Я позавчера туда записался.

— Куда?

— В театральную студию.

— Вот как? Твоя мама забыла, что у нас каждую вторую среду — Эрмитаж? Я на родительском собрании говорила, чтобы этот день ничем не занимали.

— Ну… Это же важно — театр. Мама думает, что у меня есть актерские способности.

— Руханов, мне кажется, актерских способностей как раз и не хватает, Не верю! Ни в какой кружок ты не записался. Музейные занятия — обязательная часть нашей образовательной программы. Так что вопрос закрыт.

И ещё она повесила на меня «Практику-Гид». Нужно рассказывать малышне из второго класса про то, что мы видели в Эрмитаже. И не просто рассказывать, а наизусть учить, со всеми датами и Аменхотепами, будь они неладны… Терпеть не могу этого делать. А Вера Петровна как будто нарочно велела мне готовиться именно по теме «Погребальные обряды древних египтян». Тут уж от проклятого жреца деваться было некуда. Он ведь — главная достопримечательность Египетского зала.

В тот злосчастный день первой экскурсии все наши, как только вошли, сразу зашептали: «Мумия! Мумия!» Мне тоже сразу захотелось посмотреть на мумию. Но экскурсовод сначала полчаса мучила нас возле витрины со статуэтками, наверное, жреца держала на «сладкое».

Я его, собственно, тогда не очень-то испугался. Хотя перед глазами он у меня потом висел долго, как маячит цветное пятно после того, как на свет посмотришь… Потом, во сне мне показалось, будто он хочет мне что-то сказать…Только я не стал слушать и поскорее проснулся.

Был ещё вариант заболеть. Накануне второй экскурсии я натёр градусник и вручил маме. Мама, посмотрев на градусник, зачем-то потрогала мой лоб губами, а затем налила в чашку какао и сказала:

— Егор, ну потерпи, каникулы же через две недели.

Маму, если честно, очень трудно обмануть. У неё как будто детектор лжи в голове. А рассказать ей и папе про мои страхи — значит обречь себя на посещение Виктора Ивановича, нудного типа, которого родители почему-то считают психологом.

И вот тогда я решил: пойти в музей, но просто не смотреть на этого жуткого жреца. В зале ведь есть и другие экспонаты. Саркофаги, стела с этим… с Анубисом. Он мне, кстати, нравится, этот Анубис, что-то в нём есть… Другие боги, например, бог письма Тот с головой сокола, выглядит смешно, а этот, волчара Анубис, очень величественный и грозный. Ещё там есть забавные статуэтки с вытаращенными глазами. А на жреца этого не буду смотреть, вот и всё. Глаза закрою.

Таков был мой план. Но он не сработал, потому что как только мы вошли в Египетский зал, я тут же забыл, где подкарауливает меня коричневый жрец, справа или слева.

Я ткнул Димона в бок, а он почему-то свалился.

— Калинин! — рыкнула Вера Петровна.

Димон встал и возмутился:

— Я же египетскую позу тренировал! Ноги — в профиль, глаз — в фас.

И он снова попытался подражать египтянам. Я попробовал тоже. Мне как раз эта поза очень подходила: глаз в фас, значит — никаких гнилых жрецов в поле зрения.

— Димон, я на него смотреть не буду, — сказал я.

Тут пришла та самая дама в платке и возвестила:

— Сегодня мы с вами подробно поговорим о том, как древние египтяне делали мумии.

Все обрадовались. Я тоже, наверное, обрадовался бы, если бы мумия не повадилась валяться на моём одеяле. Все наши пошли налево, а я — направо, но Вера Петровна поймала меня и водворила прямо перед ящиком, в котором хранился злосчастный Петасе. Сегодня ночью жрец, конечно, начнёт мне рассказывать о том, как его бальзамировали. «Ну, в общем, вынули мне мозг, извините за физиологическую подробность, мой юный друг, через ноздри…». Я стоял с закрытыми глазами и всерьёз подумывал о том, чтобы заткнуть уши… И вот тут-то меня и толкнули.

Итак, план под названием «Не смотреть» провалился.

— Ты чего? — шепнул Димон, пробравшийся ко мне за спиной у Веры Петровны.

— Посмотрел, — вздохнул я.

Димон покачал головой.

— Вымещай его из сознания. Представляй себе кого-то другого.

К счастью, в этот момент экскурсовод повлекла нас от страшного ящика, пардон, стенда к другим, безобидным. А я принялся вымещать. На месте изуродованного временем лица с гнилыми зубами явились вдруг красные щёки Наташки Майской. Я глянул на неё. Она тут же отвела глазищи! Шпионит за мной, что ли? Я отвернулся, мысленно держа её образ перед собой. Но сквозь Наташкины глазищи проступал страшный оскал мумии. Я вызвал к себе в голову образ шпиона из фильма, на который ходил в прошлые выходные. Шпион был очень смелый и в подтяжках, он выдавал себя за другого шпиона, много бегал, собирал рацию под дулом пистолета и вылезал через канализацию… Такое лицо у него было, всё в царапинах… Кровь шла… Потом кровь у него в жилах застыла, и вылили её в колбочку, и промыли всё внутри пальмовым вином, и положили в ванну… тьфу… жрец опять пролез… Наташка Майская. Наташка Майская.