Ирина Костевич - Мне 14 уже два года

— Вот так, наверное, люди рождаются и умирают, и снова рождаются, — мысли плыли сами собой, освобожденные от страшной тоски, терзавшей меня так недавно.

Окончательно выбравшись из подземелья, мы остановились на краю холма.

Господи, как хорошо!

Я почувствовала себя птицей! Кажется, что не на холме стою, а парю в воздухе — такая панорама вокруг. Любовь, которую я ощутила, сидя в темноте, не отпускала меня — ее потоки лились навстречу солнцу, струились щедрыми волнами в город. Я раскинула руки и запрокинула голову. На разных краях неба одновременно были и Солнце, и Луна. Позади высились снежные горы.

Жизнь изумительна. Как могла я желать смерти? В этот миг то, чему я раньше не придавала особого значения, считая само собой разумеющимся, стало очень важным: и как стоит моя татешка, и птичья песенка, и город, и небо, и горы, а главное — я сама!

А вот беды отодвинулись, слились в невнятную массу. Я даже не смогла вспомнить в деталях то плохое, что произошло со мной за эти дни. Из несчастья — в счастье. Только бы все не вернулось назад!

Я сжала руки и поклялась себе, глядя на сверкающие новые здания любимого города, что сохраню это чувство, которое испытываю сейчас, на всю жизнь. А еще пообещала себе, что теперь буду не только мечтать, но и выполнять задуманное. Мне столько дано! Я представляла, как разрисовываю серые унылые стены домов — ведь я часто представляю, каким будет город, если его как следует раскрасить! А уж если буду с друзьями, то мы такое сможем! Стоп. Друзья? «Обязательно их найду!» — пообещала себе. И еще одно «обязательно»: Арсен обязательно поймет, что был неправ.

— А если не поймет, то и жить не стоит? — проснулся внутри ехидный голосочек.

— Не поймет, не поверит — значит, ошибалась в нем, и Арсен — не тот человек, которого буду любить, — твердо ответила голосочку. Он и замолк.

В классе со мной никто не разговаривал. Если я случайно подходила к какой-нибудь компании одноклассников, все тут же замолкали. Если пыталась поймать хоть чей-то взгляд, этот человек сразу отворачивался или отводил глаза. Арсен — да, смотрел, но — как на пустое место. Я для него не существовала. Учителя ничего не замечали, или не хотели замечать. Я сидела одна, ходила одна по коридорам на переменах.

Но потом встретила девочек, с которыми познакомилась прошлым летом в лагере. Это была удача! Аля и Вика учились на класс младше, и я стала тусоваться с ними. «Греха нет — вины нет!» — повторяя татешкины слова, как заклинание, я ни в чем не уступала своим одноклассникам. Правда, на физру больше не ходила. Но остальные уроки стали принципиально важны: надо же доказать, что я не тупица. Да и просто хотелось заставить ИХ смотреть на меня, слушать мой голос. Никому не навязываясь, я поставила себе цель покорить их, заставить подойти, заинтересоваться. Верила: еще один-два блестящих доклада, еще несколько моих рисунков, отправленных на выставку, еще несколько похвал гнобящей весь класс физички — и они сдадутся.

Не буду рассказывать, чего мне это стоило. На уроки уходила уйма времени. И, как бы мне ни хотелось забросить подальше малопонятную физику и всласть порисовать, я себя пересиливала. Но рисовать хотелось очень. И часто, сделав уроки, я сидела с гелевыми ручками на кухне тети Розы до упора, пока даже татешка не выходила из терпения и гнала меня спать, ахая и причитая, что не жалею я себя.

Но никого из одноклассников не волновали мои успехи. ОНИ почему-то не сдавались. Тогда я стала учиться просто для себя. С бабушкой мы к тому времени формально помирились. Жить я, правда, так и осталась у татешки — так ближе к школе. Да и татешке со мной веселее. «Хоть готовить дома есть для кого!» — кричит она с кухни, и пар стоит столбом, и что-то скворчит в казанчике.

Приходила к нам бабушка. Присела на кончик стула, сидит — спина ровная, прямая, руки на коленях сложены, губы поджаты. Деньги, которые татешка кинулась в очередной раз возместить за меня, брать отказалась. Попросила только не баловать «больнушечку» через край, вздохнула, что совсем не понимает современную молодежь, а идти наравне годы не позволяют. Бабушка вся такая убитая… Мне до сих пор очень перед ней стыдно, но я пока не знаю, что сделать. Наверное, никогда не простит! «Любимая внучка была, единственная… Я для нее все делала. И вот тебе благодарность — обворовала на старости лет», — наверное, думает бабушка. Я знаю, что татешку бабушка считает легкомысленной, раньше все советовала ей читать побольше. В этот раз ничего не посоветовала. На прощание просила меня проведывать её и Масяню «хотя бы раз в две недели».

Может, все-таки скучает?

Удивительно, но родители так ни о чем и не узнали.

А переселение одобрили. Вчера мы странно пообщались c мамой. Она говорила по телефону без передышки, даже не давала мне ответить. Я слушала и чуть не ревела. Наверное, и ей там, в чужом городе, несладко. Я поймала себя на мысли, что впервые подумала о том, что и моей всемогущей маме может быть трудно. И тут же убрала из голоса все следы печали. Не хватало, чтобы она ещё и из-за меня переживала!

Совсем забросила я подругу Дину. Общих тем для разговоров становилось все меньше — разве что воспоминания… Динка влюбилась в новенького, который пришел в тот наш класс, и теперь только об этом и чирикала, так что уже и слушать невозможно, и с темы не собъёшь. Терпеливо выдерживая какое-то время ее бесконечные «а он мне… а я ему….», после я отчаянно вопила в пустую комнату: «Иду, тетя Роза, сейчас, сейчас!» и закруглялась с разговором. Понятно, что я завидовала. Еще бы! Вот у смешной круглощекой Динки завелся парень, а у меня… И, наверное, никогда уже не будет! Я — белая ворона, человек, с которым противно разговаривать.

А все-таки Арсен плотно поселился в моем сердце. Это, конечно, удивительно так вышло, но с Арсеном я вижусь больше, чем с остальными из класса. Только не подумайте, что он молча, с ненавистью, но все-таки провожает меня, выполняя данное когда-то обещание. Какое там! Пересекаемся мы совсем по другой причине.

Дело в Алдаспане. А началось всё со школьной доски объявлений:

«Приглашаем юношей и девушек на занятия по системе Алдаспан. Древний вид казахских боевых искусств подарит вам здоровье, уверенность в себе и умение побеждать…» Ниже давались телефоны и было написано имя — Олжас. Тренер, наверное. Моего папу тоже зовут Олжасом — в честь поэта, написавшего «Беллу» — я знаю… [9] Олжас Сулейменов, казахский поэт, ученый, общественный деятель. Имеется в виду его стихотворение «В южный город на лето приехала девочка…»

Никогда раньше мне не хотелось заниматься каким-нибудь видом боевых искусств. Это не для девушек. Хотя… Круто же расправляются с врагами бравые старушки Ума Турман и Анджелина Джоли!