Ирина Костевич - Предатели

— Даррелла, что ли, нашел? — интересуется мамо.

— «Традиционную корейскую кухню!» — отвечает ее сын.

— А гиенимся так чего? — Заглядываю в текст.

— Тоядикогивандяккук! А, не, вон еще: тоядикогикочикуи! Поняла?

— Поняла. Твой разум тебя окончательно покинул.

— Сама ты! Я тебе нормально по-корейски говорю: «суп с фрикадельками из свинины и тубу» и «шашлык из свинины с вином»!

— Ну, про свинину это ты Свете будешь рассказывать — она оценит, ручаюсь. А что еще за «тубу» такое?

Борька шуршит страницами:

— Нашел! «Тубу или дубу — корейское блюдо из соевых бобов, приготовленное путем прокисания столовым уксусом или рассолом от кимчхи…»

— А что такое «кимчхи»?

— Да иди ты! Издевается! Мам, будто она «кимчхи» не знает!

И тут мама, потеряв терпение, прогоняет Борьку вон.

Я долго боялась подойти к Лизе, это непросто — видеть в стареющей тетеньке ребенка. А уж общаться соответственно ее умственному развитию — вообще ужас. Но, набравшись смелости, попросила у нее каких-нибудь лоскутков или тряпочек, и ножницы с иголкой.

— А, махорчики! — обрадовалась Лиза. — Давай шить!

— Я умею бегемотиков, хотите… хочешь, бегемотика подарю тебе? Бегемотов знаешь, да?

Лиза куда-то убежала так, что половицы затряслись. Разрумянившись и громко дыша, принесла мне яркий аляпистый журнальчик. Детский. Совсем новый. Наверное, выпрашивает у своей мамы до сих пор.

Показывает на картинку: серый бегемот с тупой мордой и пустыми глазами.

— Вот!

Радуется, улыбается.

— А читать ты умеешь?

С готовностью читает по слогам:

Еще и волнуется, бедняга. Да уж, если детские журналы таким напичканы, что тут удивляться падению уровня вкуса у взрослых. Отсюда и начинается…

— Молодец, Лизонька! Я тебе знаешь, какого бегемотика сошью! Лучше этого в тыщу раз!

Но она смотрит растерянно и капризно:

— Этот хороший. Мне такой нужен! Такой!

Глаза у нее становятся блестящими, а губы мелко дрожат. Сейчас эта здоровая тетя еще рев поднимет. Я пугаюсь. И на все согласна.

— Ладно-ладно, Лизонька! Я тебе такого же сделаю! Как назовешь его?

— Плюшка! Полинка!

Да уж. Чем дальше, тем страшнее.

— Ты тогда, Лизонька, пока иди, тряпочки поищи.

— Махорчики!

— А, ну да.

Лиза послушно уходит. Развлеклась я, называется.

— Ты б сама почитала, — устало советует из своего угла мама.

Надо же, какие все умные… А чего тут читать? Книжек — раз-два и обчелся. Да еще такой набор, что на каждом «блошином рынке» у дедов-бабусек лежит на старых покрывалах. Ну, в самом деле, не корейскую же кулинарию изучать? Тем более что даже она занята. Может, поспать опять?

Но в дом заходит Михаил.

— Извините, а у Вас почитать можно что-нибудь? — спрашиваю.

Михаил теряется.

— Ну, в общем, да… А… мама просила обед приготовить… ты уже все? Сделала?

— Обед? Надо было?

Как это называется — немая сцена, да?

И я иду «готовить обед».

Сварю картошку. Уж это я умею. Только… ненавижу её чистить! И здесь нет горячей воды.

— Бо-орька-а!

Тетя Надя с нами, как я погляжу, не стесняется. Прибежала на перерыв, обозвала меня «здоровой лошадью, а ни фига в голове нет», живо дочистила всю эту нереальную гору картошки, маме помогла, чего там ей надо было. Пока варилось, на улице по хозяйству поделала что-то, на стол накрыла, маме отнесла, поели мы все.

— На ужин макароны с мясом сготовь. Да побольше, еще два рта приедут! И… — она оценивающе на меня посмотрела, — лучше уж прямо сейчас начинай! Умеешь, вообще?

Буркнув, что еще и не то умею, со скрежетом табуретным вылезаю из-за тумбы, заменяющей здесь стол.

— А посуду кто за тобой мыть будет?!! Слуг нет! — несется мне вслед. — Будь ты моя дочь, каждый день мокрой тряпкой получала б, да по заднему месту!

— Свою воспитывайте! — кажется, она не услышала. Ухожу. Пусть Борька моет посуду — все равно ему делать нечего. А я так не могу.

Стою в больших и грязных калошах под дождем, прячусь от взгляда тети Нади. Вот наша «спасительница» бодро прошлепала по лужам во дворе, хлопнула калиткой. Ушла. Наконец-то.

— Мам, а как мясо с макаронами готовить?

И опять выходит, что требуется это бесконечное «начистить», «нарезать соломкой». Да, но сперва «разморозить». Лезу в холодильник. И вскоре все, кто в доме может ходить, сбегаются на мой истошный визг.

Кошка! В морозилке лежала дохлая кошка! Еще и ободранная, без шкуры. Мех только на лапках.

— Это кролик, — кротко вздохнув, уточнил Михаил. — Сам разделаю, не трогай.

Последнее мог бы и не говорить. Я до этой гадости даже не дотронусь!

Лиза тут еще привязалась «давай, шей бегемотика мне!» Сошью, сошью, Лиза. Только лук с морковкой почищу.

— Таня, попить принеси! — зовет мама.

— Танька, где моя книжка? — орет Борис.

Что-то мне перестала нравиться эта востребованность…

За ужином вернувшийся со Светкой дядя Миша ел да нахваливал «мое» блюдо. Светка, бурно жестикулируя, рассказывала, как ей дали порулить БелАЗом в карьере в обмен на двадцать минут игры на айфоне. Кричала в азарте «нереально!», размахивая надкушенной ногой несчастного кролика. Мама от крольчатины отказалась: «Православным нельзя». Я не ела — чай пила, и то не хотелось. Завтра надо отсюда свалить куда-нибудь. Желательно, на целый день. Теперь пусть Светка попарится в этом аду.

Еще с вечера я уговорила Михаила-младшего отвести меня в школьную библиотеку.

Хотелось остаться, наконец, одной. Подумать. А то, может, там на мое счастье и Интернет подключен. Пороюсь в свое удовольствие. Мама просила почту ее проверить.

Лиза мне и с утра успела про бегемотика напомнить. Подкараулила. Светка дрыхла, а мама, проснувшись, перекрестила свою дщерь слабой рукой. Лежала бы уж себе спокойно!

Братца в этот ранний час дома не было. Отправился чуть ли не ночью «щуку смотреть» с дядей Мишей. Что они имели в виду под этим «смотреть», я не поняла.

Никогда еще не проводила так мерзко каникулы. Да, мечтала о легендарной брусчатке Калининграда-Кенигсберга, по которой буду гордо вышагивать в ближайшие два года. А вот иду-плыву в грязном месиве под названием «дорога» в каком-то поселке у черта на рогах. Внимание: говорю «черт» — родители дружно крестятся. «Черт-черт-черт» — три синхронных крестных знамения и, как минимум, один подзатыльник. Стыдно за них бывает. Но ничего, я ведь потом все равно уеду в Питер и буду жить там одна…

Только бы отсюда поскорее выбраться. Да еще эти чужие резиновые сапоги. Весьма гармонируют со здешней средой: обшарпанными домиками, щербатыми заборами. Идем мимо двухэтажек. Под отвалившимися кусками штукатурки видны рейки. Дома старые-престарые, но грубые оконные рамы и двери в подъезды покрашены свежей синей красочкой.