Герман Балуев - Командир Иванов

— Здравствуй, Женечка!

Женя посмотрела на нее хмурым, как у Иванова, взглядом.

Алла пожала плечами и встала за спиной начальника десанта.

Дорога, которую пробил Васин бульдозер, белой полосой прорезала тайгу. Серая тень вертолета неслась прямо по ней. Затем пошло занесенное снегом болото с редкими кустиками и деревцами. На снегу была видна колея — двойной голубой след. А вскоре показался и сам десант. Васин бульдозер тащил дом. А сзади ехал вездеход. Из трубы домика валил дым и тянулся, как желтая грива. Кто-то высунулся из кабины вездехода и помахал им шапкой.

Женя припала к иллюминатору, шепча про себя приметы местности, чтобы потом не забыть. А Иванов то и дело сверялся с картой.

— Юра, зависай! — зычно скомандовал Иванов. — Выходим на точку.

Вертолет завис над склоном сопки, иссеченной мелкими сосенками. Иванов подкатил к раскрытой двери и сбросил первую базу: две бочки с горючим и одну с продуктами. Они упали в глубокий снег. Иванов стал наносить это место на карту.

Алла, вытянув шею, выглянула из открытых дверей. Морозный вихрь ударил в лицо, ослепил ее и куда-то повлек. Иванов прыгнул, ухватил ее за воротник полушубка и отшвырнул от дверей. Алла ударилась спиной о железный борт и вскрикнула.

— Сидеть! — свирепо закричал Иванов.

Алла испуганно вжалась между бочками.

Через несколько минут, вскинув голову, поджав губы, она пошла в кабину.

— А-а-а! Лесоруб! — подмигнул летчик и жестом показал на кресло второго пилота.

Алла уселась в кресло и оглядела приборы, ручки, краснощекую физиономию пилота, бегущую под вертолетом тайгу.

Последнюю базу бросали у реки Нии. Над ней стояло серебристое облако пара. Вертолет долго летал по его колеблющемуся краю, выискивая подходящую площадку для базы. И, посмотрев вниз, Алла увидела, что сброшенные бочки подняли из берлоги медведя и что он скачками покатился к реке.

Она всплеснула руками.

— Мишка! Давайте поймаем мишку!

Пилот загоготал и крикнул Иванову:

— Саша, твой лесоруб требует поймать мишку!

— Ложись на обратный курс! — сказал начальник десанта и взглядом проводил медведя, еще не зная, сколько бед наделает этот зверь.

Они долго искали, но посадочной площадки вблизи десанта так и не нашли. Пилот высадил их на старом месте. Он хлопнул Иванова по плечу, подмигнул его помощницам и улетел в Усть-Кут. А Иванову и двум девушкам предстояло пешком догонять десант. Иванов решил идти кратчайшим путем — через сопки.

Они уложили вещи в рюкзаки, закинули их за спины, а Иванов поверх рюкзака еще привязал палатку. И, не медля, они тронулись в путь.

Иванов шел первым, проминая в снегу тропу. Он шел слегка сгорбившись, размеренным шагом, поглядывая на каменные осыпи и размышляя о том, что это за порода и годится ли она на отсыпку железнодорожного полотна. Он привык ходить, привык не обращать внимания на усталость. Он знал, что таким шагом, не останавливаясь, может идти пять часов. А вот сколько продержатся девушки?

Он слышал за собой тяжелое дыхание Жени и, оглянувшись, увидел ее напряженное, красное и потное лицо. Она улыбнулась ему через силу.

Он сбавил шаг и заметил, что солнце слепит сквозь верхушки деревьев, а тени стали длинными, дотянулись почти до сопки.

Когда поднялись на сопку, небо погасило свое серебро. В стеклянной синеве угловато ворочались крупные звезды. Мороз стал злее, щипал лицо. И люди поспешно спустились к берегу ручья, в голубой сумрак.

Алла сбросила с плеч мешок и села на него. Лицо у нее было такое, словно ее обманули.

Иванов утоптал снег, быстро разжег костер и вскипятил чай. Девушки, согревшись, раскисли. У обеих от усталости слипались глаза.

Он надрал лапника под спальные мешки и накрыл девушек палаткой. Затем натаскал поваленных деревьев и, обрубив сучья, выложил из стволов стенку, как это делают в Сибири охотники. Забил в снег четыре кола, а между ними — бревно на бревно. Вот и выросла стенка. Под ней он развел костер. Затем такую же стенку он сделал шагах в десяти. Теперь девушек обогревало с обеих сторон.

За работой прошло полночи. Иванов подволок поближе к огню коряжку, удобно уселся в ней и сразу заснул. Он спал, закрыв лицо воротником полушубка, и сквозь сон слышал, как оседают стенки, когда нижнее бревно выгорает, как с треском взлетают снопы искр и осыпается с веток снег.

И снился Иванову все тот же сон. Стучат колеса через всю Россию: «В Усть-Кут! В Усть-Кут! В Усть-Кут!» Едут тысячи комсомольцев строить Байкало-Амурскую магистраль. А доедут они до Усть-Кута, их посадят в машины, чтобы дальше везти по дороге, которую сделает десант Иванова. Ты спишь, Иванов, а эшелоны все ближе! Не спи, Иванов, нужна дорога! Ты должен идти вперед!

Иванов открыл глаза. Было темно. Только небо предрассветно поблекло. В обеих стенках прогорела середина. Иванов вылез из коряжки и поправил костры.

Затем он достал из мешка полотенце, взял топор и спустился к ручью. Он вырубил во льду прорубь, быстро разделся по пояс и начал окатывать себя черной водой. Заломило руки. Спину и грудь опалило морозом. Но Иванов лишь покряхтывал.

Он крепко растерся, оделся и почувствовал себя отдохнувшим и бодрым.

— Можно жить дальше! — сказал он себе. И пошел приготавливать завтрак.

В одном котелке заварил он чай, в другом — лапшу с мясными консервами и стал будить девушек.

Женя улыбнулась и тут же выбралась из мешка. Алла посмотрела на него неприязненно.

Женя спустилась к проруби, умылась. Алла постояла за ее спиной, взглянула на черную воду, передернулась и вернулась к кострам.

От лапши она отказалась:

— С детства не переношу.

— Все равно надо есть, — сказал Иванов. — Будем идти весь день.

— Я вам дарю мою порцию. — Блеснув очками, она посмотрела на Иванова. — Кушайте на здоровье!

Иванов крякнул от досады и налил всем чаю.

Затем он тщательно уложил рюкзаки, все тяжелое оставив себе. Алле он выложил лишь котелок с остатками мясной лапши.

Больше еды у них не было. Чтобы Алла не набила спину, Иванов завернул котелок в малиновый свитер, который когда-то ей подарил.

И опять пошли они на восток, то взбираясь на сопки, то спускаясь по корявым заросшим склонам. Солнце катилось по короткой зимней дуге. Повисев недолго над лесом, оно упало за хребет. Небо стало зеленоватым и хрупким, как осенний ледок. А они всё шли и шли.

Женя шагала опустив голову. «Еще сто шагов!» — приказывала она себе. И шла сто шагов и не падала. И назначала себе новые сто шагов.

Иванов обернулся — чего там Женя шепчет? И успокоился: глаза у нее были веселыми.

— Идите! Я догоню, — сказал он. И полез по каменной осыпи к скальному обнажению, на пепельной глади которого проступали, словно ржавчина, бурые нити и пятна.