Александра Ус - Василинка из Царской Ветки

— О-го-го!..

Где-то далеко и глухо отозвалось:

— О-го-го!..

Не узнавая собственного голоса, женщина звала и звала на помощь. Но ничего не слышала, кроме отголосков эха. Какое-то время неподвижно стояла на кочке — и наконец пошла напрямик на закат солнца, которое опускалось все ниже и ниже.

Шла долго, то совсем теряя надежду выбраться, то полагаясь на удачу. Впереди как будто посветлело, и она вдруг очутилась на зеленой прогалине. Кустарник расступился, и, сколько видел глаз, перед ней расстилалась залитая водой трясина, из которой кое-где торчали клочки серого мха.

«Вот если бы присесть, отдохнуть! Только куда там — вокруг вода».

Опираясь на палку, идет и идет, проверяя каждый шаг. Хватит ли сил? Выйдет ли к хуторам, пока не начало смеркаться?

А солнце опускается все ниже и ниже над трясиной и вот-вот утонет в ней. Утонет тогда и она.

— Боже милосердный, пожалей моих детей, — шепчут запекшиеся губы. — Они останутся сиротами и никогда не узнают, где мать!

Женщина идет на закат солнца. Вот уже на небе остается от него бледное, медленно гаснущее зарево. Вокруг мертвое, молчаливое болото. Маленький узелок за плечами становится тяжелым и тянет вниз. Пересохло во рту, сводит челюсти. Кричать она больше не может: звуки застревают в горле. А за трясиной стынет, слабеет зарево и скоро совсем погаснет.

Чуть ли не из-под ног выкатывается серый комок, подпрыгивает несколько раз и хлопает крыльями. Вслед за ним суетливо прячутся под кочку желтенькие комочки. Встревоженная утка пристально следит за своим пугливым племенем: хорошо ли оно укрылось от опасности?

Женщина уже больше не останавливается. Она идет, идет из последних сил, словно ее кто толкает вперед. Под ногами уже меньше хлюпает, палка опирается на что-то твердое, ноги не вязнут так глубоко. В темноте, которая заволокла все кругом, она ничего на замечает, пока не выходит на сухое место. Ноги больше не держат, женщина оседает на землю…

Ей снятся снежные сугробы, снег тает и вновь замерзает, сковывает тело ледяным панцирем. Не пошевельнуть ни рукой, ни ногой.

Где она? И как попала в этот ледник?

Озирается вокруг — одна на краю поля. Кажется, тут должно быть какое-нибудь селение. Но вокруг ничего не видно. Женщина топчется на месте, машет руками, чтобы хоть немножко согреться. От холода и усталости она не чувствует даже радости спасения. Хочется только найти какую-нибудь хату. И чтобы позволили забраться на теплую печь и обсушиться.

Вокруг постепенно светлеет: уже наступает утро. Женщина медленно подымается на пригорок, с которого видны очертания какого-то строения, и сворачивает на заросшую подорожником узкую дорогу.

Вот и хутор! В утреннюю тишину врывается надсадный лай. Навстречу, перегоняя друг друга, мчатся две огромные собаки. Женщина отбивается, машет палкой. А те, отпрыгнув на шаг назад, наседают еще больше, лают изо всех сил, широко разинув пасти и ощерив зубы.

Наконец в воротах показывается человек в белых портках и белой длинной рубахе:

— Орел, Такса — сюда!

Гладкий, будто вылизанный, Орел и лохматая Такса не отступаются.

— Ко мне! — грозно кричит хозяин. И постепенно собачья злость утихает, они машут хвостами и уже не так заядло лают.

Женщина подается вперед, хочет попроситься в хату, но бородатый не обращает на нее внимания и поворачивает назад.

— Дяденька, дяденька! — громко просит женщина, а тот на ходу бросает обидные слова:

— Много вас тут таких шляется!

Он закрывает ворота. Гремит засов…

На другом хуторе женщину встретили немного приветливей. Но едва узнали, что нет на обмен ни соли, ни керосина, сразу потеряли к ней всякий интерес.

Боясь упустить удобный случай, женщина все же разворачивает тряпицу и распрямляет кружевные занавески. В хате роем гудят мухи, одна, большая, бьется, пробуя вырваться на улицу, даже стекло дрожит. На занавески равнодушно глядит не только седой старый хозяин, но и довольно молодая сытая девушка, лицо которой густо усыпано веснушками.

«Покажу крем», — решает женщина. И сует ей в руки баночку с чудо-кремом, который выбеливает лицо до ослепительной белизны.

— Пустая это забава, — скрипит старик. — Все равно в старых девках дочка сидит.

— Неправда, тятя! Семь сватов меня сватали! — и краска, пробившись сквозь веснушки, залила широкое скуластое лицо девушки. — А вы не позволили выйти, все вам не по нраву, все голодранцы…

— Цыц! — Старик кипит от злости, и сквозь редкие седые волосы видно, как налилось кровью его лицо. — Выгоню! Будешь ходить по домам, как эта городская нищенка!

Залившись слезами, рябая вековуха выбегает из хаты, а старик отворяет двери и говорит:

— Вот бог, а вот порог. Ваш товар, барышня, не для нас, мы люди простые, нам ваша городская мазь без надобности…

У каждого хутора все начиналось сначала. Первыми нападали собаки, и потом шли вопросы, что принесла, а впрочем — никого не привлекал ее товар.

— Хозяюшка, может, дадите что поесть, хоть корочку? — взмолилась она наконец. — Со вчерашнего утра маковой росинки во рту не было…

— Разве всех вас, нищих, накормишь? — бросила хозяйка.

После этих слов ноги нищенки покачнулись, она как стояла, так и осела у забора на землю…

Через сколько времени она пришла в себя, женщина не знала. На груди у нее лежал черствый ломтик хлеба. За наглухо закрытыми воротами рвались на цепи и заходились от лая собаки…

Под вечер в дом зашел Самсонов. Потоптавшись в кухне у дверей, присел у стола на табуретку. Василинка внимательно следила за гостем. Всегда он приходил к отцу по делам. Какое ж нынче дело у него? Отца давно нет дома. Как послали его на Южный фронт, так и неизвестно, где девался.

Может, этот человек в замасленной тужурке принес им хорошие вести? Затаив дыхание, Василинка ждет, что он скажет. Но Самсонов также, как и они, ничего не знает о бригаде, с которой выехал ее отец.

— Зашел узнать, как живете с семьей, Алексеевна.

— Хвалиться нечем, — отвечает мама.

— Нынче всем не сладко. Окончится гражданская война, тогда по-другому заживем! С победой мировой революции придет настоящая жизнь.

— Скоро ли она настанет, эта настоящая жизнь? — робко спрашивает мама.

— Сама не придет, за нее нужно сражаться, всеми силами бороться.

Василинка не представляет, как бороться. Наверное, и мама не знает, что делать. Потому что она завела разговор о детях, которых нечем кормить.

— Вот-вот, я об этом и пришел поговорить. Товарищи послали сообщить, что тем семьям, кормильцы которых на фронте, будет выдано по пуду овса.

Услышав такую новость, Василинка уже не слушает гостя. Хоть и не любит она скользкий овсяный кисель, а все же обрадовалась. Она тоже за то, чтобы уже сегодня или завтра победила мировая революция, чтобы вернулся домой папа и ей не надо было бы стоять за осьмушкой хлеба по нескольку часов в очереди. Вот и сегодня отстояла она полдня, но не хватило ей осьмушки, так и пришла с пустыми руками.