Тамара Крюкова - Маг на два часа

— Сам-Сам, чтоб тебя подняло и шмякнуло! Оглох, что ли? Сейчас я тут всё разнесу! А ну отвори дверь!

Каменная глыба нехотя поддалась и медленно поползла в сторону, а из расщелины выскочила живописная разбойница в кожаных брюках и высоченных сапогах, какие носят модницы. Её взлохмаченные волосы клоками торчали из-под бандана. На груди висела гирлянда из цепей разной толщины, а пальцы были унизаны серебряными кольцами с черепами. За поясом, будто сабля, торчала поварёшка. Разбойница сердито подбоченилась и визгливо закричала:

— Чего ты тут разорался? Дверь ему отвари. На что тебе варёная дверь? Ты бы ещё попросил окно поджарить.

В это время из-за её спины робко высунулся толстяк с красной, как свёкла, физиономией и, утирая пот со лба, жалостливо заканючил:

— Чуть что, Сам-Сам. Нашёл козла отпущения. А попробовал бы сам эту глыбу потягать.

— А ты молчал бы, пройдоха, — накинулась на толстяка разбойница и тут заметила чужаков. Вперившись в них взглядом, она сердито проговорила: — Ха! А это что за птенчики?

— Хищники, а не птенчики! — оскорбился Мефодий и, гордо выпятив грудь, уточнил: — По крайней мере некоторые.

Мите не хотелось начинать знакомство с ссоры, поэтому он как можно вежливее представился:

— Я — Митя, а это — мои друзья Авося и Мефодий, настоящий лев, — уточнил он, посмотрев на насупленную мордочку своего любимца.

Разбойница оценивающе оглядела всю троицу и нехотя процедила:

— А я — баба Аля. Или Аля-баба, кому как больше нравится, — неожиданно загоготала она и, так же внезапно оборвав смех, сурово прищурилась: — Моя это пещера, понятно? Небось видали там указатель?

— Я думал, что это пещера Али Бабы, — удивился Митя.

— Это пещера Али-бабы, или бабы Али, понятно? — грозно спросила разбойница.

— Угу, — кивнул Митя.

— То-то же, — горделиво приосанилась разбойница и прикрикнула на толстяка: — Эй, Сам-Сам, заснул, что ли, бездельник? Ну-ка поднапрягись! Открой дверь пошире, буду я тут ужом в щель лазить!

— А я думал, что в разбойничьей пещере дверь сама открывается, — робко вставил Митя, глядя, как Сам-Сам, пыхтя и упираясь ногами, трудится над глыбой.

— Как же, откроется она! Это только в сказках двери сами распахиваются. А у нас Сам-Сам, уж на что силой не обижен, и то её еле двигает, — недовольно проворчала разбойница.

— Наверное, ему надо помочь, — предложил Митя.

— Ещё чего! За тем его тут и держим, чтобы двери открывал, — возразила баба Аля, и разбойники шумно загалдели, поддакивая ей, а Атаман развязно вставил:

— Вот именно. Где это видано, чтобы разбойники сами пещеры отпирали? Нам положено гикнуть, крикнуть да приказать.

— Гляди-ка, расприказывался! И эти расшумелись! Ишь, распустились совсем! — Разбойница сердито погрозила кулаком головорезам.

Кровожадные громилы присмирели, как овечки. Митя понял, что с бабой Алей лучше жить в мире, и тут ему в голову пришла очень хитрая мысль.

— А у нас для вас есть подарок, — сказал он.

— Подарок? Для меня? — опешила разбойница. Видимо, никто никогда не дарил ей подарков.

— Да, драгоценный камень. Красный, — уточнил Митя и добавил: — Он у Казначея. Мы отдали его на хранение.

Услышав это, Казначей выпучил глаза и, потеряв дар речи, точно рыба, открывал и закрывал рот.

— А ну гони мой подарок! Сейчас как дам половником, чтобы понимал хорошее обхождение! — пригрозила ему разбойница, потянувшись за поварёшкой, торчащей из-за пояса.

Казначей торопливо достал из кошелька красный камешек и вручил его разбойнице.

— Вот твой подарок!

Схватив сокровище, разбойница зарделась от удовольствия, а потом расплылась в улыбке и по-приятельски подмигнула Мите.

— Слушай, ежели вас тут кто обидит, только скажи. У меня разговор короткий: оставлю без обеда. Голод — не тётка, сразу вежливость прошибёт. Их ещё учить да учить. Что с них взять? Грубияны, никакой культуры, — смачно сплюнула она и вытерла нос рукавом.

Атаман подошёл к разбойнице и примирительно сказал:

— Ладно тебе сердиться, ягодка. Мы ведь эту троицу за тем и позвали, чтобы поучиться.

— Это что-то новенькое! И чему же ты собираешься учиться, старый пень? — хохотнула разбойница Аля и ширнула Атамана в бок.

— Грамоте. Вот он — наипервейший грамотей. Знает все секреты правильнописания, — Атаман широким жестом указал на Митю.

Честно говоря, Митя знал ещё далеко не все секреты грамматики, но разуверять разбойника не стал.

— А зачем тебе грамота? — удивилась разбойница.

— Как зачем? Может, я втайне стихи пишу, — смущённо признался главарь.

— Врёшь! Про что?

— Про тебя. Вот к примеру:

Разбойница помолчала от переполнявших её чувств, а потом смахнула рукавом скупую слезу.

— Сильно сказано. Так чего мы ждём? Давайте учиться прямо сейчас, — загорелась она.

Разбойники с жаром принялись за приготовления к уроку. Они понатащили булыжников, чтобы было где сидеть. Четверо громил под предводительством Сам-Сама прикатили огромный валун, гладкий с одной стороны, который вполне мог сойти за доску, а баба Аля принесла из очага уголёк для письма.

Когда всё было готово, великовозрастные ученики разместились вокруг Мити в ожидании объяснений. Лишь Казначей, который до сих пор слыл местным грамотеем, с оскорблённым видом уселся в сторонке, будто всё происходящее его не касалось.

Учить разбойников было делом ответственным. Прежде Митя давал уроки только своим игрушкам, да и то когда был маленьким, а теперь перед ним сидела целая шайка отчаянных головорезов. Митя заложил руки за спину, чтобы придать себе солидности, важно прошёлся перед притихшими разбойниками и, подражая своей учительнице, начал:

— Для того чтобы быть грамотными, надо знать правила, потому что слова не всегда пишутся так, как слышатся.

— Ничего подобного, — прервал его Казначей. — Если писать одно, а говорить другое, то слово будет расходиться с делом. Не слушайте его. Он вам навыдумывает правил, чтобы забить голову всякой ерундой.

— Грамматика — это не ерунда! Вот, например, безударные и ударные гласные, — возразил Митя.

— Ты нам про ударные расскажи. Они ведь посильнее будут, — вставил Атаман.

— Правильно, молодец, — кивнул Митя.

Разбойник расцвёл от похвалы и с видом превосходства посмотрел на своих менее толковых собратьев, а учитель продолжал: