Ниссон Зелеранский - Мишка, Серёга и я

Нам так надоели эти повторения, что мы всегда готовы были устроить «ашкам» пакость. Подсыпать карбиду в чернильницы. Или наставить грамматических ошибок в стенгазету, которую они собирались представить на школьный конкурс.

В такие минуты мы бывали очень дружным классом. Зато, когда нам предлагали участвовать в школьном хоре или драмкружке, мы сразу разбегались. Разобщенность! Каждый за себя, а классный руководитель — за всех. Кстати, и с классными руководителями нам не везло. Они сменялись чуть ли не каждое полугодие. Я был уверен, что и новый классный удержится у нас недолго.

Ворвавшись в зал, я крикнул прямо с порога:

— Стилягу назначили к нам руководителем!

Преподавательница физкультуры обернулась и ядовито спросила:

— Ты уже перестал хромать, Верезин?

Новый классный руководитель появился на последнем уроке. Он вошел вместе с директором. Мы встали.

— Садитесь, — сказал директор. И добавил новому классному: — Это и есть восьмой «о». Сорванцы, забияки, жестокий народ.

Мы переглянулись и смущенно засмеялись. Директор замолчал. Мы тоже сразу замолчали.

— Я люблю их, — продолжал директор. — Надеюсь, что полюбите и вы. А это — Геннадий Николаевич Козлов. Будет вести у вас математику. Вы народ уже взрослый, хочу предупредить: Геннадий Николаевич только весной кончил институт. Я знаю, вы уже встречались. Кстати, вы так понравились Геннадию Николаевичу, что он буквально выпросил у меня ваш класс.

Пока директор говорил, Геннадий Николаевич подошел к столу и аккуратно выложил из своего портфеля какие-то книги, тетради и уже знакомый мне новенький блокнотик. Услышав последние слова, он насупился и поднял глаза.

— Ну, Вячеслав Андреевич! — смущенно пробормотал он.

— Ничего, ничего, — сказал директор. — Грушева, угости конфеткой.

Ира Грушева, долговязая девчонка, с прической «под мальчика», сидела на первой парте. Никто из нас и не заметил, что она сосет леденец. Ира покраснела и полезла в портфель за конфетами.

— Грушева, — строго сказал Геннадий Николаевич. — Если уже получила замечание, прекрати жевать и сядь смирно.

Грушева растерялась. Ребята с любопытством переводили глаза с директора на нового классного.

— Что правильно, то правильно, — сейчас же сказал директор. — Потерпим с конфетами до перемены. — Он добродушно кивнул нам и ушел.

Мы остались наедине, класс и Геннадий Николаевич. Ребята потихоньку шушукались и с насмешливым любопытством посматривали на классного.

Геннадий Николаевич поплотнее закрыл за директором дверь, потом, неторопливо застегнув пиджак, подошел к столу и уселся на край его.

— Ну, что же, — произнес он. — Будем знакомиться.

— Мы уже познакомились, — хладнокровно заметил Серёга.

Геннадий Николаевич резко выпрямился.

— Ну, ты, парень! — прикрикнул он. — Я тебя помню. Заруби на носу: я свои уроки срывать не позволю. Я тебе не англичанка. Понятно?

— Понятно, — охотно согласился Серёга.

Классный еще несколько секунд сурово смотрел на него. Потом снова уселся на стол.

— Не будем вспоминать наше первое знакомство, — проговорил он. — Надеюсь, вы исправитесь. Пока я вас прощаю. Условно.

Мы захихикали. Геннадий Николаевич нахмурился и постучал по столу костяшками пальцев.

— Учтите, — сказал он, — все ваши фокусы я наизусть знаю. Сам вытворял такие. Я понятно говорю?

— Понятно! — в восторге закричали ребята.

(Первый урок нового преподавателя обещал стать очень веселым.)

— А ну, тихо! — прикрикнул Геннадий Николаевич и подождал, пока мы замолчим. — Должен вам сказать, что я человек строгий. Придирчивый. Понятно?

— Понятно! — хором ответили мы. На несколько секунд это слово стало единственным в классе. Мы оборачивались друг к другу и радостно спрашивали: «Я понятно говорю? Понятно?»

Геннадий Николаевич обиженно покраснел и снова постучал по столу. Когда мы немного затихли, он сказал:

— Я вижу, вам очень весело. А зря. Сегодня я говорил с управдомом, у которого вы украли железо. Оно стоит тысячу шестьсот рублей. Каждый из вас завтра же принесет по сорок рублей. Понятно? — спросил он по инерции и покраснел еще сильнее.

Класс грозно зашумел. Геннадий Николаевич строго посмотрел на нас.

— Ой, страшно! — сейчас же сказали из угла.

Классный пристально взглянул туда и повторил:

— Чтоб деньги были завтра же!

— А вы с директором говорили? — крикнул Мишка.

— Не беспокойся. Неделя уже прошла. Или вы, может, были в райсовете?

Мы не ответили. В классе становилось все тише и тише. Я услышал вдруг, как у кого-то из ребят тикают часы.

— Таким образом, — сказал Геннадий Николаевич, — на поблажки не надейтесь. А теперь… — он заглянул в журнал и назвал наугад: — Мальцева.

Ани Мальцевой в школе не было. Мы продолжали молчать.

— Отсутствует? — выждав, спросил Геннадий Николаевич и сделал в журнале отметку. — Иванов.

Серёга чуть приподнялся, и по его невозмутимому лицу мы поняли, что сейчас он выкинет очередную штуку.

— Отсутствует, — предупредительно сказал Серёга. У него было такое выражение, будто он изо всех сил сочувствует учителю, но помочь ничем не может.

Геннадий Николаевич, понимающе кивнув, снова уткнулся в журнал.

— Гуреев, — вызвал он, поднимая голову.

— Отсутствует, — быстро ответили за Гуреева с задней парты.

Гуреев, первый силач класса, удивленно оглянулся и фыркнул, закрыв рот ладонью.

— Вот как? — спросил наш новый классный и немного побледнел. — Сперанский тоже, наверное, отсутствует?

— Отсутствует, — буркнул с места Мишка.

Ему явно было не по душе то, что происходило в классе. Но он никогда не шел против нас, даже если бывал не согласен. Он переубеждал, кричал, надувался, когда с ним не соглашались, но стоило начать очередную бузу — и он присоединялся к нам.

Геннадий Николаевич шумно захлопнул журнал. Мне показалось, что он хочет закричать на нас. Но он только неторопливо прошелся между рядами, неожиданно остановился возле меня и спросил, стараясь говорить спокойно:

— А ты, Верезин, тоже отсутствуешь?

Я встал и посмотрел на ребят, спрашивая у них взглядом, что делать. Но они отворачивались и чуть ли не откровенно смеялись.

— Присутствую, — сквозь зубы процедил я.

Геннадий Николаевич торжествующе оглянулся на класс.

— Пойдем дальше, — угрожающе произнес он. — Кто же у нас Мальцева?

— Она отсутствует, — объявил я и победно взглянул на ребят. Я сказал это тем более злорадно, что ничем не рисковал: Аня ведь действительно не пришла.

— А Иванов?

Мое злорадство тут же сменилось страхом. Побледнев, я покосился на Серёгу: он показывал мне под партой кулак. Я отвел глаза и с откровенной ненавистью уставился на Геннадия Николаевича. Почему из всего класса он выбрал именно меня? Неужели он каким-то шестым чувством определил, что я пугливее остальных? Бывает же такое чувство у собак. Из двадцати убегающих они укусят именно того, кто отчаяннее всех боится.