Лилли Промет - Девушка в черном

— Тебе скучно?

Саале покачала головой.

— А тебе?

— Мне тоже нет, — ответил Танел.

— Я тебе верю.

Сани, которые валялись у них на пути, напоминали скелет какого-то большого зверя. Они показались такими неуместными здесь, на яркой траве, среди одуванчиков.

— Посидим? — предложил Танел.

Но Саале не хотела, и они повернули назад по пройденному пути.

— Знаешь, иногда я хотела бы вдохнуть тебя, — сказала Саале неожиданно.

Парень остановился.

— Каким образом, Саале? — спросил он.

— Это бывает тогда, когда ты приходишь с моря… — Саале подумала мгновение и решила сказать до конца: — И когда ты уходишь, я еще долго ощущаю этот запах, а ночью я вижу этот запах во сне.

— Разве запах можно увидеть?

— Можно, Танел. Я могу.

— А как?

— Этого не объяснишь.

— А как он выглядит?

— Я не знаю.

— И тебе хорошо, когда ты его видишь?

— Да, — призналась Саале. — Да.

Потому что в первое же утро в доме Кади девушку разбудил этот его соленый рыбный запах.

Обрадованный парень нашел подходящий камушек и пустил по волнам «блинчики».

— Знаешь, я тоже тебе что-то скажу, — пообещал Танел, снова идя рядом с девушкой.

— Ну? — ждала Саале и краснела.

Было заметно, что парень подбирает слова.

— Ты рассердишься, если я скажу?

— Не рассержусь, — пообещала Саале.

— В другой раз.

Он так и не сказал.

Саале сначала сняла одну туфлю с ноги и высыпала из нее песок, затем другую.

— А ты хотел, чтобы я ее взяла? — спросила она про глиняную птицу, которую держала в руке.

— Да, хотел, — признался Танел.

— Зачем?

— Чтобы ты посвистела.

— А ты всегда придешь, если я в нее свистну?

— Всегда, Саале, — сказал Танел.

Саале вдруг почувствовала смятение. В этот вечер все между ними было совершенно иначе, чем до сих пор.

В последние дни Кади просто спала с лица. Она походила на старый деревенский дом, который выказывает опасность завалиться. Но она не давала себе передышки. Сказала, что никогда в жизни не чувствовала неохоты или лени шевелить ногами и что в могиле будет время отдыхать. И, как всегда, у нее было сто тысяч разных дел.

А Саале все так же возилась попусту и не могла уже больше ничем занять утреннюю половину своих дней. Иногда она долгими часами сидела перед домом на берегу, где только чайки кричали над длинноногой девушкой в черных чулках и в черном платье.

Однажды сырым синим вечером Саале следила за маленькой серой ночной бабочкой, которая суетилась вокруг горящей лампы. Было так тихо, что слышался шорох ее крыльев, и вдруг Саале сказала:

— Я тоже пошла бы, но я же ничего не умею…

— Я научу, — сказала Кади, как о чем-то само собой разумеющемся, будто они с Саале уже давным-давно обо всем этом договорились.

— А если они меня прогонят? — опасалась Саале.

— Кто? — спросила Кади.

— Люди.

…После смерти матери Саале недолгое время работала в детском саду.

— Мы воспитываем детей в другом духе, — сказала однажды заведующая, и Саале пришлось уволиться.

Когда она уходила, некоторые дети стояли по другую сторону изгороди и молча глядели ей вслед между планок. В глубине сада качались на качелях…

Сидя на берегу перед Кадиным домом, Саале иногда пыталась заставить себя никогда не оглядываться на прошлое. Но она оглядывалась каждый день.

…Дети хотели, чтобы она нарисовала им дом. И Саале рисовала дом. Затем солнце. И Саале рисовала солнце. Они хотели и луну. И она создавала для них луну.

— Куда она смотрит? — спросили они про луну, но Саале не знала.

— Просто так, — сказала она.

Но дети не соглашались. Детей никогда не удовлетворяет неопределенный ответ.

Затем они хотели собаку. Голубую. И спрашивали:

— Скажи, из чего сделана собака?

— Все, что есть на земле, создано богом, — отвечала Саале.

И разве же это не так? Кто же создал все, если не бог? Мать всегда предостерегала Саале против мира, который разрушает веру. Но для этой непонятной деревни, бунтовавшей из-за своих рыбных проблем, бог был только пустым, привычным словом. Людям не было никакого дела до Саале и ее веры. Может верить или не верить! Они были спокойными и веселыми и ежедневные хлеб и рыбу всегда сдабривали хорошей порцией шуток.

Вчера Кади с серьезным лицом рассказывала, будто Ионас Тощий поймал такую огромную рыбу, что, когда тащил ее через деревню мимо окон, во всех домах неделю было темно. И Кади даже сообщила, в какой день это случилось и который был час.

Когда-то Саале была потрясена, услыхав, как сплетничали о брате Линде. В молитвенном доме то и дело возникали злые слухи и о мирских делах, и о друг друге. Когда же их выясняли и обнаруживалась ложь, оправдывали себя тем, что бог дал возможность даже сатане ввести в соблазн Иисуса…

Саале приехала сюда, в одиноко стоящий на берегу моря дом, чтобы скрыться от людей. Но теперь ей казалось, что она сама себя замуровала.

Туманным утром две темные женские фигуры, провожаемые резким криком чаек, шли через пустошь, удаляясь от моря. Вскоре женщины вышли на дорогу, которая снова тянулась вдоль моря. По другую руку, выступая из тумана, зеленело поле.

Саале шагала следом за Кади, не отрывая глаз от земли. Они проделали большую часть пути, прежде чем показались низкие помещения для засолки рыбы и холодильники. Не было ни ограды, ни ворот. Вдоль стен громоздились пустые бочки и ящики, а широкие двери были распахнуты настежь. И еще виднелись маленькая конторская будка и пристань с длинными желобами для рыбы. Все это вместе называлось рыбным цехом. Он стоял боком к морю, открытый ветрам, которые никогда не стихали.

В конторе только спросили и записали ее имя и фамилию. Заработок зависел от работы самой Саале, и было ясно, что он не может оказаться большим. Но Саале в это время думала совсем о другом. От волнения у нее вспотели ладони, и она боялась, что, уходя отсюда, придется прощаться за руку.

Выйдя из конторы, Саале ничего не помнила, кроме маленького столика с телефоном, железной кровати, застланной серым одеялом, и еще что комната почему-то была протопленной.

Когда они пришли в коптильню, работа шла уже полным ходом.

В первом помещении с голым цементным полом в больших автоклавах кипятились консервные коробки, и автомат капал масло в коробки для шпрот, которые приближались к нему сами. В соседнем помещении из коптильной печи вынули решетку со сверкающей золотистой салакой. На длинном столе женщины сортировали свежую рыбу, насаживая на металлические прутья; на другом столе укладывали в светлые ящики вынутую из печи теплую копченую рыбу.