Александр Ященко - Хруп Узбоевич

Я вскочила на него и начала искать, нет ли отверстия. Такого не оказалось, но в одном месте из бочонка торчала плотно забитая пробка. Изловчившись, я принялась выгрызать ее, что и сделала с полным успехом. Вынув или, вернее, выгрызя ее, я увидела, что в бочонке действительно было что-то налито и это что-то ничем не пахло. Неужели судьба мне благоприятна и люди, вместо других напитков, налили этот бочонок простой водой? Да, это было так, и через некоторое время я добралась-таки языком до воды и напилась ею досыта Итак, водой я тоже была обеспечена…

Почему люди запасли в бочонок этой обыкновенной жидкости, я в то время не думала: не до того было

Я умудрилась так управляться с рыбой, что верхняя в связке, вытащенная немного на плот, держала остальные, пока я ее не подъедала. Тогда я вытягивала другую рыбу и вновь вытаскивала ее частями. Грустное было все-таки путешествие.

В одном из ярких солнечных дней возле меня появилось снова, но на этот раз целое стадо странных животных. Назову их уже прямо — тюленями. Они резвились, перекликались друг с другом, ловили рыбу и с любопытством посматривали на мою, наверно, диковинную им фигурку.

Я, успокоенная их миролюбивым отношением, принялась было за изучение их языка, но мало успела в этом, наметив только кое-что.

Так, мне казалось, что, глядя на меня, они, словно, говорили:

— Н-да, фигурка! Откуда, куда и зачем? Ловя рыбу, они, видимо, приговаривали:

— Раз, два, три…, - и каждый раз ловили по штуке. Гоняясь за рыбой, они очевидно, беседовали между собой о том, как весело заниматься подобной охотой. Вот и все мои исследования. Но среди этого морского однообразия довольно и таких.

Однако и этому, казавшемуся нескончаемым, путешествию настал конец. На мое счастье, море больше не волновалось, ветер гнал мой плот все вперед и вперед, притом почти все время в ту сторону, где восходило солнце.

Не помню, сколько времени я пробыла в дороге, но, наконец, вдали показалась желтая полоска, которая, хотя медленно, все же становилась шире и шире. Можете себе представить мое нетерпенье, когда мой плот, гонимый слабым ветром, подходил к берегу (это был он) ни больше, ни меньше, как два дня и две ночи. Плот подогнало к берегу днем. У меня хватило терпения не слезать с плота, пока ящики не стали на мель; я все надеялась, что они подплывут к самой земле.

Покинув свой чудный и оригинальный корабль, я бросилась в воду и тотчас же выплыла к плоскому песчаному берегу.

Итак, я на твердой земле, на той самой, где крыса, если не поленится, всегда сумеет или отыскать, или сделать себе надежное убежище. Так я, по крайней мере, думала.

Место, куда я пристала, представляло широкий песчаный залив с слабыми признаками растительности. Но этого нельзя было сказать про животный мир. По берегу бегали разные птички и птицы. Невдалеке расхаживали какие-то грузные толстые фигуры с удивительными длинными и широкими носами. У берега и на берегу там и сям валялись ракушки, под которыми иной раз что-то копошилось.

Я побежала искать прикрытия, но, кроме кустика, присыпанного кучкой песку, ничего не нашла подходящего. Спасибо и за то. Я прикорнула и сладко выспалась, грезя широкой водной гладью, одиночеством и благодушными водяными жителями, весело гонявшимися и нырявшими возле моих ящиков.

После сна меня ожидали новые приключения.

Должно быть, я крепко спала после удивительной и трудной дороги, так как, когда проснулась, то уже не видела на берегу ни одной птицы. Разумеется, я почувствовала прежде всего потребность подкрепиться. Ящик с остатками моей провизии был невдалеке на мели, но, чтобы пробраться к нему, я должна была плыть, а это мне было уже не по душе; я слишком удовлетворена была только что окончившимся плаванием, чтобы повторить хотя бы незначительную часть его. Выйдя из-под кустика, я стряхнула насыпавшиеся на меня песчинки и, почистившись, отправилась вдоль берега, не выбирая направления.

Однако по дороге я не встречала никаких признаков жизни: чахлые кустики и травка поодаль от прибрежной песчаной отмели кое-где приютили только разных, не интересовавших меня насекомых, а в воде неглубоко на песке виднелись изредка ракушки. Я даже не сочла бы их за живые существа, если бы в былые времена не видела нечто вроде них в прудах и по берегам посещенных мной речек и даже на земле, где эти твердые скорлупки таскались на спине какими-то мягкими червяками с подвижными рожками. Я так и считала их тогда за червяков, хотя теперь, конечно, стыжусь за былое незнание.

Как я ни была голодна, но мне на этот раз в голову не приходило утолить свой голод какими-либо букашками или ракушками. Первые были слишком малы и тощи, а ракушки лежали совершенно как безжизненные гладкие фигурные камешки.

Да, признаться, на земле я не допускала мысли, что есть места, лишенные крысиного провианта, тем более что мысль о вездесущии нашего рода прочно засела в моем мозгу.

Таким образом, не удручаясь особенно, я бежала по берегу и надеялась напасть на что-нибудь, соответствующее моим потребностям. Однако мне пришлось бежать очень долго. Странно — казалось даже, что я бежала все по одному и тому же месту: все время справа от меня было далекое ровное зеленое море, а слева холмистый желтый берег с редкой растительностью. Это однообразие было утомительно, тем более, что сверху сильно припекало. Хотя это было совсем не в обычае у крыс, но несколько раз, ради освежения, я вбегала в воду и полоскалась в ней. Пить ее я не могла: она была и у берега очень солона и горька.

Холмы становились все выше и выше и, как мне сна чала показалось, словно пожелтели еще сильнее. Это, как я убедилась потом, объяснялось тем, что растительность на них стала еще скуднее, а скоро и совсем исчезла. В самом деле, к удивлению своему, я вдруг увидела что бегу по чистому сухому песку без всякой примеси, который таким же был и под водой, где на нем не виднелось ничего постороннего, никакой даже ракушки. Хотя это и удивило меня, но, конечно, я не придала этому никакого значения и, влекомая какой-то неясной для меня потребностью бежать в раз принятом направлении, скакала вприпрыжку все вперед и вперед. Странная была, вероятно, эта простая картина ровного зеленого моря, ополаскивающего однообразные желтые берега и небольшого существа, несущегося одиноко по берегу под палящими лучами солнца и голубым небом. Однако все было именно так, как я описываю.

Наконец, жара сделала свое: я стала заметно утомляться и чувствовала, как ноги мои, обжигаемые береговым песком, устают с каждым лишним скачком. Бежать по воде было прохладительнее, но труднее. Я волей-неволей стала засматриваться налево, ища хоть какой-либо тени, чтоб передохнуть. Отдохнув где-нибудь сначала, я была не прочь уничтожить десяток-другой даже насекомых, чтобы хоть чем-нибудь заморить на время голод и сколько-нибудь поддержать свои силы. Но, увы… ни признака тени, ни следа какого-либо, хотя бы крошечного, насекомого: один песок и соленая вода!