Ахмет Мальсагов - Лорс рисует афишу

Скошенные вбок глаза уже начало ломить от боли, но забор скоро кончился. Начались магазины. Лорс остановился перед витриной ювелирного магазина и сделал вид, что рассматривает драгоценности, покоившиеся на черных бархатных подушечках, а на самом деле разглядывал собственное изображение.

Ну и что? Нормальное изображение. Увы, даже слишком. Обыкновенно сложенный человек. Широкие плечи. Никакого живота. Рост — плохой, чуть выше среднего: метр семьдесят два. У Цвигуна чуть не метр восемьдесят. Хилый, тонконогий, с животиком этот Цвигун. Но высокий. А девушкам всегда это нравится. И лицо у Цвигуна считается красивым — «как у артиста». Лорс попробовал посмотреть на свое лицо, но в такое «зеркало» не разглядишь. Да и не любил он никогда разглядывать свое лицо, особенно после того, как видел за таким глупым занятием Цвигуна. С карманным зеркальцем в руках!

Однажды, сидя в своем «кабинете», Лорс слышал, как под окном щебетала с кем-то кокетливая корректорша: «Вчера у нас в типографии был ваш новенький. Ни-че-во шатен! Румянец нежный, глаза серые. И задумчивые, и насмешливые одновременно. Губы пухленькие. Бойко так и развязно говорит: «Пригнали меня к вам вместо больной подчитчицы гранки подчитывать», а сам краснеет, чуть не в обмороке от застенчивости!»

Бред какой-то… О мужчине — «румянец, губки». Только услышав о подчитывании гранок, Лорс с ужасом догадался: это же о нем. И с треском захлопнул окно.

«Ну, безработный шатен, что вы будете делать в жизни дальше?» — спросил он себя, отворачиваясь от алмазов. И тут увидел, что из ювелирного магазина вышла Эля. Юркнуть за угол он не успел.

— Облюбовываю для тебя вон тот кулон за триста рублей, — пошутил он, лихорадочно думая, видела ли Эля его постыдную корреспонденцию.

— Я только что купила, — Эля вздохнула, — всего за тридцать.

На шее у нее болтался уродливый кусище какого-то ржавого янтаря.

— Бедность наша проклятая! — посочувствовал Лорс.

Он обычно отдавал весь свой гонорар дяде. Вчера дядя всучил ему тридцать рублей и категорически приказал: «Купи себе сорочку и приличные брюки. Я видеть тебя не могу: эта рваная фуфайка, эти штаны из мешковины, да еще с канцелярскими кнопками…»

На тридцатку он должен одеться. А у профессорской дочки кулон «всего за тридцать».

— Ты сегодня колючий, противно с тобой, — ответила Эля. — Но все же пойдем посидим вон там в скверике.

Он купил ей букетик сирени и повел к их знакомой скамейке. Безжалостно обрывая звездочки цветка, Эля рассеянно смотрела на прохожих. Мужчины, как и всегда, оглядывались на нее, потому что у Эли очень правильные черты лица. Удлиненное, тонкое, нежное лицо; все на нем такое соразмерное, и большие-большие глаза. Только почему-то всегда неподвижное лицо. Как гладь прекрасного озера, которую боятся шевельнуть, чтобы не исчезло очарование.

Да, газету она еще не видела, решил Лорс. Интересно, что произошло бы с ее лицом, если бы она прочитала про утиное мясо и узнала, что Лорса вышибли из газеты?

— То колючий, то добрый! — сказала Эля. — С людьми то робкий, как первоклассник в день первого звонка, а то вдруг задираешься и делаешься самоуверенный до нахальства. Не знаю, может быть, именно это мне в тебе и нравится. Но пора же заиметь какой-то определенный характер!

— На досуге обзаведусь, — пообещал Лорс.

— И обидчивый! Сам же каялся, что соткан из одних недостатков. А скажи тебе о них — обижаешься!

— Обидчивость тоже входит в число моих недостатков.

— Мама видела тебя всего один раз, но и то говорит: в нем слишком много противоречивого, это опасно для юноши.

— Твоя мама как будто сговаривалась с моим дядей… — Лорс посмотрел на высокое весеннее небо и сказал: — Уехать бы куда-нибудь! Далеко-далеко…

— Вот-вот. Там тебе после примерки выдадут готовый характер! Я тебя понимаю: мне тоже иногда хочется уехать далеко-далеко, не слышать поучений, зашвырнуть все свои побрякушки… Из института ты убежал, а теперь хочешь и из газеты? Отовсюду и ото всего убегать? Вот почему я и говорю о характере…

Ум был в глазах Эли. Умные советы от души давала она сегодня Лорсу, и когда их слушать, как не сегодня: он ведь оказался вдруг в таком непонятном положении. Однако Лорс вдруг заскучал с Элей. Уж слишком много сегодня советов! Ведь предстоит еще выслушать и от дяди! От него-то не скроешь случившегося…

— Так. Что-то стряслось, — сказал дядя, как только Лорс переступил порог дома.

«Взрослые здорово любят угадывать по лицам!» — подумал Лорс и выложил всё.

— Утильное… Утиное… — Дядя повторял и повторял два этих злосчастных слова и возмущался: — Ты что же, не мог сто раз проверить написанное?

— Заведующий говорит, что я слишком много раз проверял, — объяснял Лорс терпеливо. — Перестарался, «зачитал» материал. Тогда и перестаешь замечать самую очевидную ошибку.

— Утильное… Утиное… Всего в две буквы разница! Ай-яй-яй… И за это выгнать?..

Успокоившись, дядя усадил Лорса и повел долгий разговор:

— Твое счастье, что выгнали. Пора тебе образумиться и заняться делом. Пора тебе наконец послушать меня, вдуматься самому — я ведь уже не могу тебя бить. Я хотел, чтобы ты пошел в технический вуз — ты поступил в театральный. Бросил после первого курса, потому что, наверное, сам понял: что это за дело — быть театральным критиком. И газета тоже, мальчик, знаешь… Приятно, конечно, — слава и все такое. Но день еще не кончился, а твою сегодняшнюю газету уже и забыть могут. Две буквы лишних написал — и нет тебя.

— Что же ты считаешь делом? Гайки вытачивать? — обиделся Лорс.

— Гайки мою семью кормят! — закричал дядя, но спохватился: — Разное в жизни по-разному ценится, пойми. Да, я просто заведующий мастерскими. Моя продукция на мировой рынок не идет. Но без моей работы промысел ни одной тонны нефти не добудет. И когда мы занимаем первое место по добыче, за мной тоже человек из газеты бегает: давай мне интервью, давай! Еще неизвестно, сумел ли бы ты так вытачивать гайки!..

Закончил дядя так:

— Ты своенравный, как и твой покойный отец, ты свой номер все равно выкинешь. Но, я думаю, серьезный человек в первую очередь должен давать интервью, а не брать!

Проснулся Лорс утром поздно, когда в доме никого не было, только спал еще десятилетний Алимчик, любимец дяди. В его раскрытой тетрадке Лорс заметил две ошибки и исправил их. А то две неправильных буквы — и нет человека…

«Дядя сказал мне вчера все, — думал Лорс. — Только не добавил, что этими гайками он кормит и меня».

…Через час он был с чемоданчиком и плащом на автостанции и требовал у кассирши:

— Билет в деревню.