Ахмет Мальсагов - Лорс рисует афишу

Тлин ткнул пальцем в тощую грудь себя, потом в грудь Лорса, Вадуда…

Лорс тотчас начал мучиться совестью: он со стыдом почувствовал себя на земле сущим дармоедом. Вадуд же приосанился и покраснел от гордости: приятно, что ты интеллигент.

…Зал сверкал и был наряден, как никогда. Сельпо открыло в фойе богатый буфет. Здесь сиял начищенный до блеска клубный самовар. Внес его на своих могучих руках Ватуши, и он же имел поручение раздуть в самоваре угли.

Это был вечер «местного значения»: только передовики колхозов и предприятий села Предгорного; из «чужих» персонально пригласили Ивана Матвеевича. Его бригада собрала в минувший сезон опять высокий урожай. Бригадир здоровался со всеми кружковцами за руку как старый знакомый. Любитель чая, он обрадовался самовару.

— Пришлю-ка я вам, ребята, мешок муки! — сказал он Лорсу. — От нашей бригады, за концерты. Напечете из нее хлеба и наделаете себе городских сухарей. За самоваром-то репетиции веселее пойдут…

Народу еще было мало, и Иван Матвеевич засел за самовар. Пробегая мимо фойе, Лорс заметил сквозь стекло, что с бригадиром сидит высокий сухощавый горец с усиками. Да это же, кажется, Али Салманов — дядя Муртаза…

— Чабанский «профессор», — сказал о нем кто-то с уважением в голосе. — Всегда для своей отары лучшие выпаса находит!

Лорсу стало совестно. И от пожара спасал он Салманова, и барана потом у него на новоселье съели, и не знал Лорс, что Али — такая знаменитость.

А вон Дарья Петровна в кругу девушек, рядом с Азой. Орден на груди! Вот так кулинария…

Мелькали везде алые пионерские галстуки — это пришли маленькие школьники во главе с Гошкой поздравить передовиков. После чаепития Иван Матвеевич пустился в пляс с Дарьей Петровной. Всем понравилось, как лихо пляшет бригадир.

«Но почему нигде не мелькают красные повязки дежурных?» — встревожился директор.

— Я же приказал: самых старательных ребят и девушек — дежурными! — гневно зашипел Лорс на Вадуда. — Чтобы встречали гостей, поухаживали за ними!

— Я вам только что хотел доложить: ни один не хочет! Говорят — не можем. А почему, не объясняют. Самые лучшие стали сегодня самые худшие!

— Собери-ка их быстро в репетиционную…

Ребята и девушки стояли перед директором, смущенно перешептывались. И это цвет клубного актива!

— Да что с вами стряслось? — нетерпеливо глянул Лорс на часы. — Вы забыли, кто сегодня будет сидеть на сцене? Ни уважения у вас к таким людям… ни совести!

— При чем тут совесть… — забасил Ватуши. — Давай повязку! Хочешь, даже в парке буду дежурить, Вадуд всегда меня туда сует. И зачем я такой здоровый уродился?

Ватуши взял повязку. Потоптавшись, нерешительно вытянул из кармана кусочек белого картона, подал его Лорсу:

— А насчет вот этой бумажки сам тогда объясняй начальникам… Не люблю я дисциплину нарушать!

Это был пригласительный билет. Надпись по диагонали обозначала, что место Ватуши в… президиуме!

— Чего же ты молчал? — удивился Вадуд, недоверчиво разглядывая билет. — Ты что, тоже передовик, что ли?

— А что, кричать надо: я передовик! — закричала Клава и оглянулась на других, вытаскивая свой билет. — У-у, лицемеры несчастные! И я с вами такая сделалась!

Такой же билетик с надписью по диагонали был у наборщицы Капы. А Липочка — тот всегда делает все, что делает Капа, поэтому он тоже показал такой же билет, улыбаясь во всю свою конопатую рожицу. Вслед за Липочкой, разумеется, Юсуп.

Лорс одного за другим оглядывал своих кружковцев. И чувствовал себя страшно глупо. Но он сразу нашел что сказать:

— Вадуд, здесь только ты и я не передовики! Ватуши, нацепи-ка мне эту свою повязку. Впервые в истории Дома культуры дежурит сам директор. За всех. В вашу честь!

Ему приятно было втайне знать, что он тоже почти передовик, черт возьми! Сегодня на вечере колхозники называли «участником жатвы» и Дом культуры. Может быть, свое обещанное перед дядей интервью он даст именно здесь?

Впервые за свою клубную жизнь Лорс сделал в этот вечер, несмотря на тяжкие обязанности дежурного, еще одно: он танцевал! Вальс играл по этому необыкновенному случаю Володя. А танцевал Лорс с Азой. Он никого и ничего не замечал. Он знал, что в его руке — рука Азы. И еще была у него мысль, весьма кощунственная для культработника: самое великое в клубном деле не потрясающие концерты и гениальные лекции, а просто танец. Если с Азой.

— Можно мне танцевать с вами каждый вечер? — спросил он ее.

— Да, — ответила она. — Но после моего приезда: я уезжаю в Венгрию с туристской комсомольской группой.

Когда он отводил ее на место, она как бы между прочим добавила фразу, которую Лорсу потом еще придется вспомнить:

— Магомета Хасановича увезли на операцию: у него язва. Полунина уезжает в отпуск. Зато приезжает Тлин… — Аза помолчала. — Понимаете вы это? Ничего хорошего я от этого не жду.

Едва успел Тлин приехать из пансионата, а уже знал все досконально о проведенном вечере.

— Мероприятие прошло без серьезного срыва, — сказал он Лорсу. — Но зачем вы пустили передового старика бригадира вприсядку со звеньевой? Не умеем идейно нагружать. Идем на поводу у зала. Гонимся за чистой развлекательностью.

Тлин свел разговор к выводу, что ошибки Лорса всегда идут от неумения использовать готовые, проверенные жизнью формы работы.

— Наряду с этим замечается у вас — молодого человека! — консерватизм, — добавил он. — Я в районной газете пишу, что при Доме культуры действует Народный театр, вы же в отчетах упорно называете его «кружок»…

— А показуха — это тоже проверенная жизнью форма? — не выдержал Лорс.

— Я требую раз и навсегда… Впрочем, какой смысл говорить вам о моей точке зрения на культпросветработу. Теперь я знаю, что надо делать!

Тлин прямо-таки почесал губами мочку уха. А смысл его таинственных последних слов Лорс понял очень скоро.

«Вот теперь-то, Эля, я имею вволю времени, чтобы размышлять о жизни. Я вспоминаю, как ты сказала о себе: «Я — умная птица». Мне показалось, что ты произнесла их тогда с горечью. Не зря ли ты сожалеешь, что кто-то, а не ты сама, продолбил для тебя окошко?! Твоя мама-дятлиха объяснила тебе и объясняет до сих пор, что именно увидела и увидишь ты через это окошко и как надо реагировать на увиденное: попала в беду — сделаешь то-то; столкнешься с подлостью, завистью — поступишь так-то.

А на меня мои собственные открытия обрушиваются словно камни с горы. Окошко свое я еще только прорубаю. Едва проклевался первый крошечный просвет. Но и через него уже видится, сколько в жизни гнусного наряду с прекрасным. Так я ощутил впервые в жизни настоящую подлость. Сконцентрировалась она в разносной газетной статье обо мне (я тебе не прощу никогда, если твой отец пойдет к редактору выгораживать меня).