Эсфирь Цюрупа - Дед Илья и внук Илья

А бабочки опять влетали в окно, шуршали на бумаге и размазывали чернильные буквы.

В новой школе уже все классы покрашены, и у заведующей учебной частью на столе лежит толстая тетрадь. Туда записаны все ребята, которые осенью пойдут учиться в первый класс. Илюша и Таиска тоже.

В магазин привезли тетради и учебники, у староузских ребят всё уже куплено, сложено в новые ранцы и портфели.

А солнце сияет и жарит во всю силу. Сено давно высушили, сметали в большие, как дома, стога. Ровный гул машин стоит над полями, там убирают хлеб. Но в это лето ребята почти не бегают смотреть на уборку. У них только и разговоров, что о Новом городе.

Три улицы уже выросли. К Октябрьским праздникам во все дома въедут жильцы. А ещё одна улица только-только проклюнулась из земли, стены едва поднялись над пустырём.

У староузских ребят теперь много знакомых строителей. Экскаваторщики их уже по многу раз сажали в кабины экскаваторов, а бетонщики позволяли разравнивать мокрый бетон, а сварщики давали подержать свои защитные маски, сквозь них не больно смотреть даже на солнце.

Все староузские ребята мастерят в подарок Новому городу какие-нибудь интересные штуки, а какие — друг другу пока не говорят.

Илюша строит свою лежачую будку в низенькой чаще Комсомольского леса. Тут у него всё под рукой: инструмент хранится в кладовке меж корней; старый пень служит верстаком: хочешь — гвозди на нём распрямляй, хочешь — доски распиливай.

А которые никак не распилишь, Илюша всё равно прибивает к будке. Ничего, что неровные. Когда будка будет готова, всё закрасится.

Сейчас самое главное — построить стены, чтоб они были прочные и не качались. Илюша набивает на них всё новые планки, доски, фанерки. Но они качаются.

— А помнишь, мы лазали под деревянный помост на площади? — вспоминает Таиска. — Помнишь, как ты набил себе шишку на лбу?

— Помню! — радостно отвечает Илюша.

Он, конечно, не потому радуется, что шишку набил, а потому, что вспомнил, как там были прибиты доски. А они были прибиты крест-накрест, для устойчивости.

И вот они вместе с Таиской начинают набивать всякие горбыльки и планки от угла к углу, крест-накрест. А поверх — ещё крест-накрест и ещё, чтоб крепче было.

Потом они вдвоём изо всех сил раскачивают постройку. Ну вот, теперь она качается только вся целиком, стены крепко держатся друг за друга.

И наконец начинается самое интересное: они красят будку в голубой цвет. Дедушка Матвеюшка дал им краску в банке и толстую кисть. Ах, какое же это чудесное дело — покрывать будку голубой масляной краской! Всё вдруг становится гладким и нарядным, даже неровные доски, даже деревянные заусеницы и вмятины.

Домой Таиска и Илюша возвращаются до бровей измазанные голубым. Масляную краску не так-то легко смыть. Таиску мать оттирает скипидаром. Баба Таня ставит Илюшу в таз и трёт мочалкой с мылом. За этим занятием их застаёт Платов Второй. Он видит под мыльными потоками голубые Илюшины руки и хохочет.

— Ты, я вижу, здорово меня перегнал! У тебя на стройке уже идут малярные работы?!

Илюша стоит голый в тазу посреди кухни. На голове его, под руками бабы Тани, растёт шапка белой пены. Мыльные ручьи сбегают по лицу и плечам. Глаза крепко зажмурены.

— Батя, — говорит он, не видя отца, но радуясь, что он тут, рядом. — Батя, я тебе её сегодня покажу, ладно?

— Кого — её? Тайну?

Илюша весело кивает, кусок пены срывается с его головы и падает на пол.

— Погодите вы с разговорами, строители! — просит баба Таня. — А то заставлю вас двоих пол подтирать, не погляжу, что начальники.

— А мы и подотрём! Да ещё и вымоем! — говорит Платов Второй. — Где у бабы Тани тряпка, знаешь?

— Ага! — кивает Илюша, и новый кусок пены летит на пол.

— Ты мне когда наладишь душ? — спрашивает баба Таня. — Отец был бы дома, сразу бы починил.

— А я вам квартиру построю с душем, хотите — с ванной, — смеётся Платов Второй.

— Не нужны мне твои квартиры, не полезу я на этажи, чини душ!

— Сделаю, мама. Сегодня вечером сделаю.

Вода льётся Илюше на голову, мыльные потоки бегут по лицу, но он отчаянно кричит сквозь пенные струи:

— Нет-нет! Сегодня вечером не надо душ чинить! Сегодня ты со мной обещал!..

Сквозь полотенце, которое баба Таня накинула ему на голову, Илюша не видит отца. Но он слышит его голос:

— Вы уж потерпите до завтра, мама, завтра налажу. А сегодня я обещал сыну…

Знаете, как весело ходить со своим батей по лугу и по лесу? Бегать вперегонки, прыгать через овражки. Пересвистываться на всякие лады с птицами. Показывать ему, взрослому, как плести верёвки из травы-осоки. Глядеть, как он своим складным ножом зачищает корешок, и вдруг получается весёлое чудище, с рогами. Да ещё при этом знать, что самое главное, самое важное — впереди! Там, на зелёной прогалине, в гуще Комсомольского леса!

— Ты мне скажи всё-таки, что ты там выстроил? — спрашивает Платов Второй.

— Да я ж тебе сказал, когда на мотороллере ехали от деда Ильи!

— Да ну? А я и не слышал! — удивляется Платов Второй.

— Так ведь это ещё лучше, что не слышал! — радуется Илюша. — Зато сейчас сам увидишь, своими собственными глазами!..

И вот они входят в Комсомольский лес. Илюше он по плечи, а бате и вовсе по пояс.

— Вон за теми берёзками, — объясняет Илюша. — Видишь, они повыше, за ними не видно.

Он берёт отца за руку.

— Теперь закрой глаза и сделай три шага. Только не подсматривай!

Илюша руками отводит ветки. Платов Второй послушно зажмуривается. Потом шагает вперёд — раз, два, три…

— Можно! — кричит Илюша.

Платов Второй открывает глаза.

Перед ним очень странное сооружение. Он такого никогда не видал. Оно сколочено из ящиков, обрезков досок, разных фанерок и планок. Даже старое сиденье от стула, даже круглое днище от бочки крепко прибиты к нему. И кажется, что оно всё в деревянных заплатках. И повсюду, где только нашлось место, на него наколочены горбыльки и рейки. И поверх всё это выкрашено небесно-голубой краской.

— Ты потрогай стенки, какие прочные, совсем не качаются! — с гордостью говорит Илюша.

И Платов Второй пробует, какие прочные стенки.

— Ты погляди, как ровно покрашено! — говорит ему сын. — Даже блестит! Вот отсюда погляди, снизу!

Платов Второй послушно садится на корточки и глядит снизу. А сам всё думает: «Что ж это может быть такое? Оно слишком длинное, чтобы быть собачьей будкой. На крольчатник или голубятню тоже не похоже. Может, гараж для мотороллера? Но тогда почему же именно там, где мог бы быть вход, Илюша забил его днищем от бочки?