Эсфирь Цюрупа - Друзья мои мальчишки

— А ещё у нас есть петух Вельзевул… — начал было Матвей, но в калитке показалась прабабушка.

Увидав Матвея в сопровождении человека в белом халате, она испуганно всплеснула руками.

— Ах, зачем ты туда носишься? Что ты там накуролесил?

Ну, вот и наступила страшная минута. Сейчас Алёна Ивановна расскажет всё и про печенье — вниз головой, и про морковку, и про кеглю, и про мазок из горла…

— Не беспокойтесь, — вежливо сказала Алёна Ивановна, — всё в порядке. Просто он очень хочет к нам. Не можете ли вы ему в этом помочь? — И, улыбнувшись, она кивнула Матвею на прощание и пошла через улицу в свой детский сад, откуда летели голоса младшей группы, такие тоненькие и звонкие, как будто там был птичник.

Откуда она догадалась, что Матвей хочет к ним? Откуда она догадалась? Откуда она знает, что хотя у них на участке есть Гамбринус, и Вельзевул, и синицы, и белка приходит пить из бочки, и есть прабабушка, и прадед, и даже телевизор, он, Матвей, хочет к ним? Есть разные люди на свете. Бывают хорошие, бывают и похуже. Матвей понял, что Алёна Ивановна самый лучший человек, и он с гордостью вспоминал до самого вечера и даже ещё на другой день, как она сказала сторожу: «Этот мальчик — мой гость».

— Мотенька, возьми бидон, пойдём за молоком в палатку, — сказала прабабушка.

Она надела шляпку-панамку, чтоб солнце не напекло ей седую голову, и взяла в руки палку, с которой всегда ходила в дальние путешествия. Она говорит — палка нужна старым людям, чтобы опираться. Но сама никогда не опирается, а шарит по пути в траве, под кустами, столбами, заборами и обязательно находит грибы. Сыроежки, маслята и подосиновики вылезают ей навстречу прямо на улице Зелёной, где им расти вовсе не полагается.

Итак, Матвей взял бидон, и они пошли. Едва закрыв за собой калитку, они сразу начали свою любимую игру в перевёртыши.

— Дача, — говорит Матвей.

— Ачад, — переворачивает прабабушка слово задом наперёд.

— Сосна, — говорит Матвей.

— Ансос, — быстро говорит прабабушка.

Матвей задумывается: что бы ей загадать подлинней и потрудней.

— Гамбринус, — говорит он.

— Сунирбмаг, — выпаливает прабабушка.

Чем бы её озадачить? И как же это быстро у неё получается…

— Э-ле-ктри-фи-ка-ци-я, — торжествующе говорит Матвей.

Прабабушка на миг задумывается. Ага, вот задал он ей работу!

— Яицакифирткелэ, — без запинки отвечает прабабушка.

А Матвей пока только и может переворачивать — апап и амам.

Они идут мимо длинного забора детского сада. Потому что куда ни соберёшься, обязательно путь лежит мимо него. За забором пусто, старшей группы на площадке нет, средней тоже нет. А когда дошли до младшей группы, услышали тоненький-тоненький плач. Вся группа возилась в песочниках, лепила куличи, копала, строила дома и даже швырялась песком, хотя этого делать нельзя, а тут, отвернувшись от всех ребят, уткнув лицо меж планок забора, стояла маленькая девочка и тихонько плакала, и слёзы скатывались со щёк на улицу.

Прабабушка сейчас же шагнула к забору и присела на корточки. Она просунула руку в щель и погладила круглый затылочек и два хвостика с белыми бантами.

— Здравствуй, крошечка, — сказала она.

Матвей услышал охрипший от слёз голосок:

— Не здравствуй.

— Ну хорошо, не здравствуй, — согласилась прабабушка. — Но отчего же ты плачешь?

Бантики шевельнулись, показался голубой заплаканный глаз и мокрые реснички.

— Я соскучилась без своих мамах и папах, — сказала девочка.

Прабабушка ласково взяла её за пальчики.

— Надо сказать «без мамы и папы», — поправила она. — Погляди на этого мальчика. У него мама и папа тоже далеко, а он не плачет. И у всех ребят в твоём детском саду мамы и папы в городе, а посмотри, какие ребята весёлые. Пойди поиграй с ними, налепи много куличей…

Девочка мотнула своими бантиками.

— Я уже лепила двумями руками, — она протянула на улицу ладошки — все в песке.

— Надо говорить «двумя руками», — поправила прабабушка и стала смахивать с ладошек песок.

А девочке сделалось щекотно, и она засмеялась. И Матвей, глядя на неё, засмеялся.

— Ну, вот как хорошо, — сказала прабабушка. — Как же тебя зовут? — и дала ей конфету. И Матвею дала тоже.

— Ай-бориска! — сказала девочка.

— Тебя зовут Ай-бориска? — удивилась прабабушка.

— Меня зовут Капа, — ответила девочка, разглядывая Матвея. — А конфету зовут Ай-бориска. А этого мальчика как зовут?

— Мотя, — сказала прабабушка.

— Матвей! — громко сказал Матвей. — А конфету — барбариска.

Капа разглядывала его внимательно и серьёзно, нос высунула меж планок забора.

— Он у вас сердитый? — спросила Капа.

— Иногда, — засмеялась прабабушка. — Но ты его не бойся, он только рычит, но не кусается.

Капин голубой глаз зажёгся, как фонарик, от любопытства она привстала там, за забором, на цыпочки.

— А почему у него бидон? — спросила она.

— Мы идём за молоком, — объяснила прабабушка.

— Не надо, — сказала Капа. — У нас и так есть молоко с плюшками. А на улицу нельзя ходить, — прибавила она строго. — На улице ходят только чужие прохожие люди и стадо — корова и её сын — телёнок. Он ещё не корова, но уже бык.

Прабабушка очень удивилась, а Матвей фыркнул. Но Капа строго спросила, глядя на него сквозь щёлку:

— А тебя мама, что ли, пустила на улицу?

— Его прабабушка пустила, мама далеко, — ответила прабабушка. — Иди, маленькая, в группу, иди…

Личико у Капы вдруг вытянулось, глаза взглянули испуганно.

— Зачем она далеко? — спросила она.

— Она в Казахстан на самолёте улетела.

Капа спросила срывающимся голоском:

— Она со всей старшей группой улетела? — и выставила нижнюю губу ковшом: собралась плакать. — Пошли в лес цветы собирать, а сами улетели?..

Матвей сразу всё понял. Он понял, кто Капина мама. Подскочив к забору, он заговорил быстро-быстро, чтоб ни одна её слезинка не успела выскочить из глаз:

— Это моя, моя мама улетела! А твоя мама близко, рядом, в лесу, вместе со старшей группой. Её Алёна Ивановна зовут, да?

Капа кивнула, слеза выскочить не успела.

— Я хочу к ней, — сказала Капа. — Я тоже умею про лес стихи говорить: «Мало леса — береги, много леса — не губи, нету леса — посади». Я даже длинную песню про лес знаю.

— Спой, — попросил Матвей.

Капа помотала бантиками.

— Нет, ты не услышишь такой тоненький мотив. — И сейчас же запела: — «Чи-жик, чи-жик, где ты был?..»

Матвей засмеялся:

— Что-то у тебя непохоже получается.

Капа задиристо тряхнула бантиками.

— А я не про того чижика пою, а про другого.