Л. Кормчий - Юрка

«Надо идти», – подумал Юрка, когда заглохли вдали шаги, и вдруг яркая мысль снизошла в его голову.

Юрка быстро поднялся с земли.

«За кокосом, а потом на Бабью»! – решил он.

«Бабьей речкой» на жаргоне Юрки и его приятелей назывался Шкиперский проток, нечто вроде узкого, длиной с полверсты залива, впадающего в Екатерингофку. Летом конец протока, образующий нечто похожее на круглый пруд, был сборным местом для ребятишек, тянувшихся сюда чуть ли не со всех концов Петербурга купаться в теплой, нагретой солнцем воде странного желтого цвета и поваляться на мягком тонком песке, белом, как мука, и горячем от солнечных лучей. С утра и до заката бурлит и плещется вода неподвижной Бабьей речки от купающихся резвых загорелых тел, и звонкий гомон веселых голосов разносится далеко кругом по обширному кочковатому полю, вплоть до дощатого забора Гутуевки и курчавой поросли молодого березняка, холмом подступающего к Морскому каналу.

Порт здесь был рядом, в полуверсте, за узенькой лентой речки Батарейной, скрытой под сводом старых, согнутых годами к реке тополей; а с другой стороны, за ручьем высилась громадная фабрика – хмурое высокое здание из темных кирпичей.

Мысль, запавшая в голову Юрке, была далеко не сложная, как это всегда бывает с удачными мыслями, и заключалась она в следующем: Юрка решил перенести свое местожительство на Бабью речку, в старую, полуразрушенную баржу, лежавшую на береговом песке. Это было недалеко от порта, почти рядом, и ночью можно было посещать его, запасаясь кокосом на целые дни. Кроме того, у Юрки имелся еще и другой план. На поле, облегавшем Бабью речку, была раньше свалка, и теперь от нее остались груды мусору, полуистлевшего, обросшего сорной травой и мхом. В этом мусоре попадалось много костей, а их можно было продавать на фабрику.

Пробираясь знакомым путем к кокосу, Юрка раздумывал обо всем этом и снова почувствовал себя хорошо. Перемена образа жизни не угнетала его, – наоборот, даже привлекала. Правда, бродить по гудящему работой порту, среди визга лебедок, грохота и лязга тяжелых телег да гула самой отборной ругани на всех языках Старого и Нового Света, уже будет нельзя, но и тут Юрка утешал себя, думая, что переменится все само собой и его «высылка» из порта закончится когда-нибудь. «Ведь не на век же, – забудет Василий… Да и с чего он сегодня-то наскочил?»

Это «с чего» так и осталось тайной для мальчика. Никакой провинности он за собой не чувствовал, а допустить хоть на миг, что он терпит эту напасть благодаря своему самоотверженному поступку, Юрка не мог. Да, впрочем, последние приключения уже заставили его забыть о спасении мальчика.

Линия товаров прерывалась площадкой. Нужно было миновать ее, чтобы подобраться к кокосу. Юрка приостановился, прижавшись к тюку хлопка.

Все было спокойно перед ним. Темная гора прикрытых мешков с кокосом возвышалась среди мрака в трех-четырех саженях от мальчика. Кругом ни души. Протянулись только длинные подвижные корабельные краны, важные и молчаливые, похожие на могучие длинные руки. На мачтах слабо, неуверенно мерцали зелененькие огоньки, точно волчьи глаза, и вдалеке, где сами мачты поглощались теменью, они все-таки мерцали, но так слабо, что казалось, они борются с ночью и вот-вот погаснут, поглощенные мраком. Зато само темное небо горело и искрилось, точно необъятную черную гладь усыпали крупными и мелкими алмазами…

Незаметно припал Юрка к земле. Он пополз неслышно, словно кошка к птичке, к мешкам с кокосом.

Немного времени понадобилось Юрке, чтобы наполнить кокосом карманы и пазуху, и через несколько минут он уже высунул голову из-под покрышки и чуть-чуть не попал под ноги таможенника, проходившего возле мешков.

– Ишь, чёрт! – испуганно ругнулся Юрка и мигом скрылся обратно.

Затем он с трепетом прислушался к звукам шагов; но грунт был мягкий, немощеный, и Юрке ничего не удалось разобрать. Все, казалось, было спокойно и тихо.

«Подождем, ладно», – подумал Юрка и решил выждать несколько минут.

Ждал он долго. От неудобного положения у не го заныла рука в плече и онемела… Он решил выбраться.

Осторожно высунув голову, Юрка осмотрелся кругом: ничего подозрительного не было…

– Поползем, – шепнул он себе и тихо, неслышно скользнул в темноту.

Но в это самое время послышался шорох неподалеку, и от мешков отделилась еще какая-то тень, а через секунду перед ней блеснул скрытый до этого времени фонарь. Было ясно, что Юрку подстерегали.

Вскочить на ноги и пуститься во весь дух было для Юрки делом одного мгновения. За ним сейчас же устремился и преследователь.

– Стой! – донеслось к Юрке.

Юрка молча прибавил бега.

– Слышишь, там? Стой!

«Как было не так, встану! – думал Юрка про себя, улепетывая во все лопатки. – Жирно будет!»

Таможенник стал отставать… Юрка кинулся прямо в ряды тюков хлопка и через несколько минут был уже у забора, отделявшего Гутуевский порт от речки Батарейной и поля.

Перебравшись через ограду, мальчик перевел дух и на минуту присел возле речки. Здесь он чувствовал себя в безопасности.

Уже ночь проходила. Побледнело слегка на востоке небо, и день, прокрадываясь оттуда, начинал поглощать яркие звезды. Они тускнели и гасли.

Белая пелена заколыхалась на громадном поле и поползла к журчащей речке, приникла местами к воде беспорядочными клочьями, и темная вода там точно дымилась. Туман поднимался вместе с тем, как тускнела ночь, и казалось от этого, что муть утра ползет по земле, оттесняя ночь кверху и с востока прогоняя ее на запад.

Юрка сидел и отдышивался от долгого бега.

Сырость травы и тумана освежала его вспотевшее тело. Ему была приятна прохлада, облегавшая его разгоряченное, пылавшее лицо; он с удовольствием сидел на выступе берега и смотрел вдаль, где светился в каком-то уединенном домике запоздалый огонь, светился тускло и желто, и Юрка думал о том, чей этот домик. Он знал наперечет все избушки на поле и за Бабьей речкой, но теперь в темноте трудно было определить, чья именно эта.

«Пожалуй, Степана-коровника, а то Боровского… Только вернее Степана, – Боровского, та правей должна быть», – раздумывал Юрка.

Но туман подполз к избушке и проглотил огонек, точно сдунул его. Он еще слабо блеснул дважды сквозь туман, а потом погас.

Хрипло и дико крикнул коростель где-то далеко у взморья. Стало светлеть, и Юрка вдруг почувствовал желание заснуть и вместе с тем холод.

Это заставило его подняться и отправиться дальше.

Когда Юрка подошел к полусломанной барже, целиком лежавшей на берегу Бабьей речки, утро совсем занялось. Седой туман сливался вдали с мутью белесого утра, а на востоке показался хрупкий, нежный румянец зари.