Нил Шустерман - Энси - Хозяин Времени

— Не о чем тут говорить, — отрезал он.

— А я думаю, что есть.

Он поднялся и пошел мимо меня к лестнице.

— Можешь говорить с Кирстен хоть до потери пульса. Все равно, я уверен, тебе больше хочется потрепаться с ней, чем со мной. — С этими словами он взлетел вверх по ступенькам. Через секунду я услышал, как хлопнула дверь.

Я повернулся к Кирстен, но та смотрела в сторону. Нет, она не игнорировала меня намеренно, просто, должно быть, на уме у нее были вещи поважнее. Хотя разве какая-то мелкая семейная дрязга идет в сравнение с тем, что ее братец симулирует смертельную болезнь? Лично я уверен, что нет. И тут вдруг я вспомнил, что, разговаривая с Гуннаром, не задал вопрос конкретно. Правда, ответ реял в воздухе, но вопрос-то все равно нужно было задать.

— Гуннар на самом деле вовсе не болен, так ведь?

Она посмотрела на меня — впервые с того момента, как мы остались одни. Это был странноватый взгляд. Кажется, Кирстен недоумевала.

— Шутишь, что ли? — сказала она.

— Что?.. Но тогда... он правда болен?!

— Да конечно нет! — Одно мгновение она всматривалась в меня, словно пытаясь понять, это я серьезно или как, и на лице ее нарисовалось беспокойство. — Ты хочешь сказать, что ничего не знал?

Вот тут я обалдел. Побекал-помекал, потом, стиснув челюсти, подождал, пока язык не начал мне подчиняться, и только тогда ответил:

— Нет.

— Я думала, ты просто подыгрываешь ему. А ты не?..

— Да с чего это мне подыгрывать?!

— Потому что ты хороший человек, Энси.

— Я, конечно, хороший, но не настолько же!

— Значит, все это «время»... все эти контракты... Ты правда считал, что он умирает? Я думала, ты просто придумал остроумный способ вытащить Гуннара из трясины и заставить признать правду!

— Я, конечно, остроумный, но не настолько же!

Кирстен прикрыла рот обеими ладонями:

— О нет!

Вот, значит как! Она была совершенно убеждена, что все вокруг знают: Гуннар лишь симулирует болезнь. Я практически видел всю цепочку ее мыслей: если я не знаю, то и другие ребята не знают, а это значит, что вся школа верит, что Гуннар умирает. Тот факт, что для нее это новость, вызвал во мне одновременно и сочувствие, и раздражение.

— По-твоему, директор Синклер тоже «подыгрывал»?

— Директор Синклер?

— А этот дурацкий термометр — ты правда думала, что это розыгрыш?

— Какой еще термометр?

Пришлось объяснять. Оказывается, занятая теннисом, дискуссионным клубом и проблемами в семье, Кирстен многое упустила. Она не слышала моих «Утренних объявлений», не заметила и термометра. Знала лишь, что пожертвования времени сыплются как из рога изобилия, но думала, что они исходят только от школьников. Она понятия не имела, что все дело стало «официальным» и дарить месяцы начали и преподаватели.

— Как-то мы получили на автоответчик сообщение от Синклера, — сказала Кирстен, — но я стерла его, не дослушав. Мы подумали, что это одно из автоматических уведомлений — их без конца присылают из школы.

Тут она права — сообщения от Синклера действительно звучат так, будто это говорит машина. Я подозревал, что на автоответчике Умляутов были и другие, которые Гуннар потер сам, прекрасно зная, что они вовсе не массовая рассылка.

И тут я вспомнил высказывание Кирстен насчет того, что я пытался «вытащить Гуннара из трясины».

— Слушай, похоже, Гуннар верит этому доктору Гигабайту? — спросил я. — Он действительно думает, что умирает?

Вопрос лишь раздосадовал Кирстен.

— Да откуда мне знать! Ты же знаешь его — никто в целом свете не поймет, что у него на уме.

Каким же облегчением было узнать, что я не один такой. Уж если родная сестра не понимает Гуннара, значит, он ещё более загадочный, а я чуть менее тупой, чем мне представлялось.

Снаружи послышался скрежет металла об асфальт. Выглянув в окно, я увидел, как эвакуатор покидает подъездную аллею, царапая днищем «лексуса» о бордюр. Мистер Умляут так и стоял, провожая машины взглядом. Я почти что ожидал, что он сейчас помашет им вслед.

— Что случилось с вашей машиной? — спросил я, пытаясь сменить тему.

— Это не наша машина, — ответила Кирстен. — Больше не наша. — Она поднялась с дивана, подошла к окну и опустила жалюзи, чтобы не видеть отца, торчащего на подъездной аллее. — Ее только что забрали за долги.

А, это мне знакомо. Когда мои родители приобрели братцу Фрэнки автомобиль, он должен был найти себе работу на неполный день и выплачивать долг сам. Он этого не сделал. И начались семейные прения на тему «вот придут и заберут машину за долги». Папа говорил, мол, пусть забирают, это послужит Фрэнки уроком. Но так далеко дело не зашло. Братец нашел работу, начал платить, угрожающие звонки прекратились, и письма, написанные красным шрифтом, перестали приходить.

Я призадумался: это ж сколько звонков и писем надо проигнорировать, чтобы по твою душу все-таки пришли?

— Отец пытался им помешать — вырвал какие-то шланги, чтобы нельзя было завести двигатель. Тогда они прислали эвакуатор.

— Мне очень жаль... — Вот и все, что я мог сказать Кирстен. А я-то, кретин, думал, что у них просто маленький семейный разлад!

Но прежде чем начать долбить себя за это, я быстренько поискал в своей душе суперкрутого Энси — в последнее время найти его стало заметно легче, чем прежде. И я с ходу понял, как он поступит. Подойдя к Кирстен, я легонько чмокнул ее. В ее ответном поцелуе проскочила искра. Тогда я опять поцеловал ее, повысив вольтаж. Она ответила поцелуем, в котором было достаточно электричества, чтобы осветить весь Таймс-сквер. Однако мы успели дернуть рубильник, прежде чем нам выбило пробки, потому что оба сознавали: сейчас не время и не место. Моя обычная непруха.

— Будь с Гуннаром помягче, — попросила Кирстен.

— Да ведь это ты в него подушками швыряешься, а не я.

В комнату вместе с порцией холодного воздуха вошел мистер Умляут и увидел нас с Кирстен в процессе весьма тесного общения. Я не двинулся с места. Бывают моменты, когда мужчина должен упереть каблуки в землю.

— Я думал, у тебя дела с Гуннаром, — сказал мистер Умляут.

— У меня тут оказалось очень много разных дел.

Он перевел взгляд с меня на Кирстен, потом опять на меня, как будто смотрел один из ее теннисных матчей. Наконец он уперся глазами в свою дочь и наставил на нее грозный родительский палец:

— Мы поговорим об этом позже. — И, не взглянув на меня, ушел в глубь дома. Через пару секунд хлопнула дверь его кабинета. В этом доме было много хлопающих дверей.

— Не станет он разговаривать, — сказала Кирстен. — Он все время пугает, но никогда не делает.

Кирстен улыбнулась, но в ее улыбке было мало веселья.

— Да уж, — сказал я, качая головой. — Отцы... Обещать обещают, а чтобы выполнить...