Анатолий Максимов - Подлетыши

— Она кто, художница? — обступили Марусю приезжие, каждому хотелось послушать об интересном человеке.

— Еще какая художница! — двусмысленно выкрикнула Маруся. — Такую бабу, как наша Надька, надо днем с огнем поискать — и то не найдешь. Что вы на наружность дома уставились! По сравнению с тем, что нагорожено в тереме, внешность — тьфу. Вы внутрь зайдите, если она пустит. Там — это да! Все этажи обставлены мебелью, да не простой, а работы собственных рук Надьки. Она что вытворяет, зараза! Видите, плывут по речке чурки да коряги? Дегтяриха ловит их, затаскивает под навес, потом из коряг этих кресла, препотешные стулья выдалбливает…

Подростки смотрели на Марусю восторженно, просительно, словно она распоряжалась теремом.

— И не стремитесь напрасно в хоромы. Не вы первые… Вот так же прикатят, походят вокруг да около и, разнервированные завистью, обратно уплывают… Илюша-а!.. — растерянно пропела Морокова. — Как же я тебя сразу-то не приметила? Вот стыдобушка! Плету, наговариваю и сама не знаю, про что. — Маруся протянула Илье крупную, под стать мужской, руку здороваться.

Илья обнял за плечи Марусю, поцеловал в рыхлую рябоватую щеку. Лицо его светилось радостью и добротой.

— Соскучился я по вас, голубичникам! — сказал.

— Матери с отцом нету, на пасеке, кажись. Да что ж ты не сообчил, встретили бы. — Морокова хитренько, с любопытством глядела на Галину Андреевну. — Игорь два дня ждал вас, а потом ушел к отчиму на пасеку. Игорь-то мой такой серьезный стал, как ты, Илюша, — радовалась за сына мать. — Не скажет лишнего слова, не усмехнется. Что-то шибко умный, как я погляжу. Даже побаиваюсь за него… Поднялась было я ругать Мишку, мужика своего. А Игорь на меня: «Уймись, — говорит, — мать. Как будто все отчимы были плохие, одна ты хороша». Мишку называет Михаилом Авдеевичем. Так и говорит: «Пойдем, Михаил Авдеевич, на пасеку, помогу тебе дров напилить, а то зимой будешь один кожилиться». Вот каким хорошим человеком стал мой сын! — гордилась Маруся. — А тебя-то как он нахваливает, ты бы послушал, Илюша!.. А это твоя невеста? — увлеченно осматривала с головы до ног Галину Андреевну. — Деваха ничего. А волосы-то какие густые да, видно, длиннющие. Небось, до пояса! — И с досадой ворохнула свою короткую, кудлатую стрижку. — Вот мать с отцом обрадуются…

— Кто-то огородом к дому идет, — заметил усатый дед. — Может, она, хозяйка? — И первым подступил к узорной калитке.

Приезжие замолчали, на лицах почтительность и робость; не чаяли увидеть мастерицу, а увидев ее издали, растерялись.

Мать Ильи шла с пасеки в защитной куртке и косынке.

Дегтярев отворил калитку, все заторопились пройти во двор.

— Вы-то куда? — закричала на непрошенных гостей Маруся. — Вас-то кто звал? Бегите, бегите. Сейчас вам будет от ворот поворот.

Маруся замыкала нетерпеливое шествие.

— Ну, что мне с вами делать?! — встретив толпу любопытных, с неподдельным отчаянием воскликнула Надежда Алексеевна. — Утром проводила две лодки. Даже белье постирать не дают.

— Я им уже сто раз про это говорила! — громко поддержала хозяйку Маруся, растолкав гостей, вырвалась вперед. — Ни свет ни заря едут и едут. Вот житуха у тебя, Надежда: встречать да провожать зевак — не позавидуешь. Понамудрила на свою беду. Вот и майся теперь, не жалуйся. Гляди-ка, сына твоего оттеснили назад. Комедия и только!

Илье, и верно, гости не давали выбраться: не верили, что он родной сын мастерицы, потому и не пропускали вперед. Все засмеялись. И Надежда Алексеевна подобрела. Приезжие, обгоняя друг друга, ринулись к хозяйке.

— Куда вы толпой-то? Толпой, кроме своих лиц да ног, ничего не увидите. Ладно уж, заходите в дом по пять человек, смотрите…

От того, что Галина Андреевна увидела, мчась по реке, от знакомства с теремом, его мастерицей, она приблизилась душой к Илье и не отводила очарованных глаз от его матери. В хозяйке дома ей казалось все необыкновенным — и спокойный, с насмешинкой, тон разговора, и руки деревенской женщины — обветренные, быстрые — руки созидательницы.

Проводив гостей, Надежда Алексеевна взялась разжигать примус в летней кухне.

— Разрешите мне? — вызвалась Галина Андреевна.

— Охотно уступаю, — хозяйка дала ей фартук, повязала голову ситцевой косыночкой. У гостьи сразу куда-то исчезла скованность, стало ей свободно и легко.

— Помоги, Илюша, своей сотруднице, — не без какого-то скрытого намека сказала мать. — А я быстренько достираю: того и гляди лодка или катер прикатят с любознательными. Они меня скоро выведут из терпения. Вот как рассержусь да начну каждого приезжего заставлять дрова рубить и картошку окучивать… сперва поработай, а потом посмотришь мой дом, — добродушно засмеялась.

— Возьмете меня помощницей? — откликнулась Галина Андреевна.

Надежда Алексеевна, в который раз, одобрительно посмотрела на сына и его подругу, вышла из кухни.

Илья стругал рубанком рейки и удивлялся общению матери с воспитательницей. Словно встретились сердечные подруги, имея много сходного в характерах, во вкусах, поэтому, встретясь, не могут они разлучиться ни на минуту, не могут наговориться. Выпив чашку чая, Галина Андреевна побежала помогать матери стирать белье. Она и молодой картошки набрала ведерко, и печку растопила — все делала быстро и весело. Знала, о чем спрашивать у хозяйки, чтобы той было интересно рассказывать, и сама увлекательно поведывала о своем городском детстве, о работе с подростками.

— Она всегда такая? — улучив минуту, спросила мать сына. И неожиданно сказала: — Велики ли мои заслуги — трое сыновей и дом… А тебе, Илья, трудно будет в жизни, — тебе надо воспитать сотни мастеров. Сможешь ли в одиночку?..

Галина Андреевна ходила по саду, останавливалась возле каждой скульптуры. Потрогала кофту из мешковины на бабе-яге. Ведьма воровато выглядывала с чердака мельницы. Сидя на метле, она точно выжидала ночной час, чтобы вылететь на колдовские козни. Постояла Галина Андреевна возле деревянного колеса. На лопасти, брызгаясь и шумя, падал ручей, и они медленно вращались, словно кому-то, уходящему в ночь, прощально махали. Потом видит гостья: у порога мельницы сидит смуглолицый старик. Сидит он на чурбачке, обеими руками держит палку, на жилистых руках — щетинистый подбородок; сидит старик, и пот блестит на его лице, самокрутка в зубах дымится.

— Илья Степанович! — воскликнула воспитательница. — Вы присмотритесь к этой скульптуре. Ну, как живой старичок!

Неожиданно мельник шевельнул опаленными солнцем бровями, открыл голубоватые глаза и ухарски подмигнул незнакомке.

— Ой!.. — Галина Андреевна кинулась под навес, к Илье.

Прибежала Надежда Алексеевна, обняла гостью, как невестку. Она знала: к кому бросится девушка в испуге, тот и будет ее суженым.