Тимоте де Фомбель - На волосок от гибели

Вот тут-то у него в голове и зародилась идея. Пустота всегда его вдохновляла. Он поманил к себе Рашпиля и что-то ему прослюнявил. В этот миг казалось, что он сосет ухо Рашпиля. Народ не расходился, теснясь вокруг повелителя.

Лицо Рашпиля засияло восхищением. Патрон гениален. Прост, но гениален. Рашпиль откашлялся и попросил тишины:

— Соотечественники! Большой Сосед сказал свое слово. Выслушайте его обращение! Против Дерева совершено преступление.

Семья Лолнесс, владеющая тайной Балейны, воспользовалась своим отсутствием и продала ее нашим врагам. Соседи и соотечественники, посмотрите ужасной правде в глаза: отныне отродье Облезлых владеет тайной Балейны!

Толпа замерла, потом взорвалась возмущенными криками. В этом клокочущем яростью котле паренек лет пятнадцати молчал на несколько секунд дольше других. Потом он поднял сжатый кулак выше всех своих соседей. Это был Лео Блю.

Ненависть, полыхавшую в его глазах, погасить было трудно.

Когда Джо Мич вернулся в гостиную, Зеф и Лолнессы смотрели на него как завороженные. Мич обрушился на диван, оглушительно крякнув, как лопнувший шарик, и открыл рот. В некоторых случаях он доставлял себе удовольствие и сообщал особо приятные вести самостоятельно.

— Мер-р-ртв.

Сим с женой переглянулись.

Тоби?! Нет! Нет! Быть такого не может!

Они искали в глазах друг друга лучик надежды, который поддержал бы их.

Но не нашли.

Зеф без стеснения плакал. Но так тихо, что Лолнессы не слышали его всхлипываний.

Никто из них не заметил, как в гостиной выросла гора-Минуека и с ней мальчик, Лео Блю. Мич с удивлением повернул голову к незваному гостю, а тот, выдвинув вперед квадратный подбородок, проговорил:

— Я его видел. Он жив.

Майю и Сима окатил теплый живительный поток, возвращая жизнь каждой клеточке.

Долгая охота за Тоби началась.

Всю зиму Элиза не знала ни минуты покоя.

Раз десять она пыталась взобраться на снежную гору, борясь с ледяным ветром. И всякий раз мама находила ее на полдороге, полумертвую от усталости, с намерзшими на ресницах слезами. Грот находился где-то в середине снежной горы, казавшейся ледником, который никогда не растает.

В феврале всем показалось, что снег вот-вот начнет таять. Несколько дней радовали ярким солнцем. Жители Нижних Ветвей смогли побывать друг у друга в гостях, но озеро и гора оставались неприступными.

Спустя неделю снова пошел снег, и все надежды на весну были похоронены под пухлым белым одеялом. Март был ледяным. До укрытия Тоби нельзя было добраться даже первого апреля. Десятого апреля снова вышло солнце. Ласковое тепло окутало Дерево с верхушки до корней. Вокруг дома Ли побежали ручейки.

Иза ласково окликнула Элизу, и они обе выглянули из круглой двери своего домика, залюбовавшись солнечными бликами, игравшими в лужах и ручейках.

— Верь и надейся!

А что можно было еще посоветовать, зная, что Тоби вот уже четыре с половиной месяца сидит под снегом с небольшим мешком еды? Трезвый разум, обычный расчет говорили только о самом худшем исходе, но в сердце Элизы сияла надежда, заставляя верить в невозможное.

Шестнадцатого апреля Элизе удалось проложить тропку к озеру, а оттуда до горы. Она стояла у подножия перед стеной подтаявшего снега и прикидывала, как бы ей на нее взобраться, и вдруг услышала голос. Голос окликал ее. Она уже готова была радостно выкрикнуть: «Тоби!» — но рядом с ней выросли четверо здоровяков, мокрых до ушей из-за весенней распутицы.

— Два часа зовем тебя, никак не дозовемся, малышка! Наконец-то догнали!

Подлый патруль Джо Мича снова открыл охоту на Тоби.

— Что ты тут делаешь, малявка?

— А вы? — поинтересовалась Элиза.

— Мы ищем Лолнесса-младшего. А ты что делаешь, отвечай!

— Я живу тут неподалеку и пришла посмотреть, не вернулись ли гигантские водомерки.

Элиза сказала первое, что пришло ей в голову. Для тупоголовых, с которыми она разговаривала, годилось любое объяснение.

— Найдешь нам Тоби Лолнесса, женюсь на тебе, — пообещал один из патрульных с горбом и большим красным носом, из-за которого едва виднелись маленькие глазки.

Элиза взглянула на него:

— Стоит постараться, — ответила она. — Теперь буду смотреть в оба.

Она подышала на руки, согревая их. Между ладоней у нее появилось белое облачко пара.

Толстонос подошел к Элизе поближе.

— Когда ты его еще найдешь! А пока давай-ка я тебя поцелую!

— Что вы! Что вы! Я это не заслужила! Подождите, пока найду вашего Лолнесса, тогда и получу от вас награду.

Польщенный Толстонос улыбнулся. Элизе ничего не оставалось, как отправиться обратно домой, и она уже сделала несколько шагов в сторону дома, как вдруг услышала, что патрульные говорят о профессоре и его жене. Говорили они по привычке громко. Услышанное пригвоздило Элизу к месту. До чего же трудно ей было двинуться дальше!

Но она все-таки добралась до цветного домика, и тут ее подхватила Иза.

На следующее утро, семнадцатого апреля, Элиза стояла перед снежной пробкой, закупорившей вход в грот. Всю вторую половину дня Элиза скребла ее и царапала, внимательно наблюдая за берегом озера. В шесть часов маленькая ручка Элизы преодолела последнюю преграду и оказалась по другую сторону снежной стенки. Элиза замерла. Из грота не донеслось ни звука.

Она принялась разгребать снег с удвоенной силой, так что вокруг нее заклубилось облачко снежной пыли. Теперь она уже ничего не боялась. Первым в пещеру вошел луч заходящего солнца, Элиза вошла за ним.

Очаг был еще теплым.

После дневного света она ничего не видела и негромко позвала:

— Тоби!

Никто не отозвался. Элиза двигалась как слепая, ее глаза никак не могли привыкнуть к темноте. Она наткнулась на полено, подняла его и подошла к очагу, где тлели угли, подернутые пеплом. Она положила полено на угли. Прошло немного времени, и длинный язычок пламени лизнул полено, вскоре оно запылало, осветив потолок и стены грота. И тут перед Элизой предстало творение Тоби: каменные стены опоясывала огромная фреска, нарисованная красным и черным. Элиза не могла оторвать от нее глаз. Ей казалось, что она вошла внутрь трепещущего сердца Тоби.

— Нравится? — спросил едва слышный голос.

Элиза кинулась на звук.

— Тоби!

Да, это был Тоби. Он лежал у стены, изможденный, худой, с ввалившимися щеками, но в глубине его глаз по-прежнему сияли звезды.

— Я ждал тебя, — сказал он.