Иван Полуянов - Дочь солдата

— Здравствуйте, Петр Петрович, — сказала Верка.

— Доброе утро.

Был он располагающе домашний, простой, но Верка насупилась. Петру Петровичу не заявишь, что у телят бациллы, не проведешь, как Маню-праворучницу. И никакой охоты нет перед ним одров показывать… совестно, и все.

Но делать нечего, выпустила из шалаша телят.

Худые, с поджатыми хвостами и растопыренными ушами, они представляли тем более жалкое зрелище, что затеяли бодаться. На глазах-то у Петра Петровича!

И уж кто зачинщик, как не Хилька. Ишь, на Минечку наступает. Поддай ему, Миня, рожками, поддай хорошенько, умница будешь. В награду корочку с солью скормлю.

— На прогулку… ну! — чуть слышно, больше глазами приказала Верка.

Положено по утрам физзарядку проводить? А то как же, Петр Петрович.

А телята ни с места. Собрались, глупые, возле Верки и удивляются, хлопают ресницами, неужто ты с нами не побежишь?

Верка побежала. За ней — телята. Нужно же им пример показать, как считаете, Петр Петрович? Пожалуйста, не улыбайтесь, у нас тут тоже порядки и дисциплина. Пожалуйста, не улыбайтесь. Если на то пошло, учителю и не положено улыбаться — вот так, ни с того, ни с сего.

Один круг. Два круга пробежали…

Достаточно! Переходим к водным процедурам. Не толкитесь, соблюдайте очередь. Воды в луже-курпаге хватит, не беспокойтесь. Всех телят Верка окатила из ведра.

— Можете быть свободны.

Они потрусили к корыту. В корыто налита мучная болтушка с обратом. Бадью с обратом приносит на выгон Наташа. Она раньше выходит на работу: гонит стадо телят на лесное пастбище.

Вкусная болтушка? Хвостики закрутились, как пропеллеры? Кушайте, поправляйтесь.

По-прежнему Верка — бука-букой: лоб наморщен, глаза уставлены в землю.

— Т-так, — довольный Петр Петрович щурился. — Твои, Вера, питомцы…

«Что скажет?» — у Верки екнуло сердечко.

— …производят впечатление! — закончил Петр Петрович.

«Ого, мои телята производят впечатление», — Верка не выдержала и улыбнулась. И как хорошо, что Петр Петрович не вспоминает злополучный разговор у теплицы. Наверно, забыл. Просто замечательно, что Петр Петрович его забыл.

— Как твои дела, Вера, не скучаешь, что в деревне?

— Что вы! — засмеялась Верка. — У меня со скворцами и то дружба. Они на работу меня провожают.

А сама смотрела на Петра Петровича, спрашивала взглядом: «Вы не сердитесь на меня? Я погорячилась тогда… я была не права, простите!»

И взглядом отвечал ей Петр Петрович: «Я понимаю и не сержусь. Конечно, ты погорячилась, но в твоем состоянии это так понятно»…

— Ты приходи ко мне, Вера. Ладно?

— Спасибо, — тряхнула кудерками Верка. — И цветов вам принесу. У меня много цветов. Вы любите цветы?

— Очень, — улыбался Петр Петрович.

— Даже без корешков?

— Даже без корешков, — сказал Петр Петрович.

И на прощанье пожал Верке руку.

Начавшийся сенокос прервали обложные дожди. Дороги стали реками жидкой грязи, в них вяз председательский мотоцикл, и Родион Иванович пересел на Орлика. Метался по бригадам, распекал бригадиров:

— Сколько раз предупреждал: стогуйте сено, пока погода стоит. Так нет, гнались за гектарами! — Он вздыхал, глядя в хмурое низкое небо. — Чтоб ему пусто, путает небесная канцелярия наши планы. Не дожди — сущие сеногной!

Утром Верке неохота покидать постель и подушку, в которой оставались недосмотренные сны.

— Пора, детка, — виновато будила тетя.

— Сейча-а-с… — Верка зевала и сладко чмокала губами. — Только у меня один глаз открывается, другой закрывается.

Отошла тетя, оба глаза закрылись. На подушке слюнка. В дождь спится.

— Тетя! — вдруг вскочила Верка. Нет тети. По окнам дождь струится. Серо в избе, потемки по углам. На печи охает бабка Домна.

— Ушла твоя тетя-то. К телятам, куда боле? Ох, спину напополам переломило! Ох, непутевая погодка: собаку из избы не прогонишь…

Брезентовый дядин плащ Верке до пят. Он пахнет кирпичами, как только пахнет вещь, долго лежавшая на горячей деревенской печи.

Дождь и ветер встретили Верку на улице. Полы плаща гремели одна о другую, точно жестяные.

А Талица-то! Переполненная ливнями, она словно встала на дыбы! Крутая мутная волна доплескивает до мостика, и это несмотря на то, что ворота плотины разобраны. Щепа, комья дерна, подмытые потоком кусты — чего только ни несет ярая, вышедшая из берегов река!

Тетя стояла у закутка. Насквозь промокшая, с зонтиком над головой, она показалась Верке очень маленькой, и у Верки сжалось сердце от жалости к ней. И Верка закусила губу.

Губе было очень больно.

Накатывает полосами дождь, ветер трясет оконные рамы. Звенят капли воды, обрываясь с потолка в медный таз.

Верка сонно почмокала губами, потерла кулачком глаза и зевнула, не понимая, отчего она проснулась.

— Бум! Бум-м… бу-м-м!..

Бьют в лемех. Лемех подвешен к березе, в него подают сигналы о выходе на работу по утрам и после обеда. Но сейчас-то ночь!

Мимо избы пролетели телеги с народом. Возница задней телеги стоя нахлестывал лошадь, относя кнут в сторону, чтобы сильнее ударить.

Тревога! Что-то случилось…

Из домов, на ходу одеваясь, выбегали люди и спешили куда-то в дождь.

Верка отпрянула от окна. Ботик вроде бы не на ту ногу. Платье, кажется, надела шиворот-навыворот…

Впопыхах опрокинув таз, загремевший на всю избу, Верка выбежала в сени, кубарем скатилась с крыльца. Ноги разъезжались в грязи, и она падала, поднималась и летела, не чуя ног, на тревожный зов лемеха, прикрываясь от дождя и ветра локотком.

Тревога!

Веню она не узнала, и он Верку — тоже, мокрую, залепленную с ног до головы грязью, в стеганке с болтающимися рукавами. Стеганка вроде бабкина… Э, да не все ли равно! Веня в трусах и майке, посинел от холода.

— Ничего, не размокну, не сахарный! Как что случилось? Плотина! Батя едва ума не решился…

Веня с плеча колотил обухом топора по лемеху. Неужели плотину снесло? Верка ахнула.

С топорами, лопатами сновал народ у бревенчатого домика ГЭС.

— Ворота корягами забило, оттого и поднялась вода. Как комиссара тут не вспомнишь — бешеная река!

— Сено с пожен несет. Стога смыло.

— Глянь… Плечи подмывает! Сюда, мужики-и!

Крики людей, скрежет лопат о песок, ржанье коней — все словно тонет в гуле реки и шуме дождя.

Потапов мечется в толпе, расставляя народ по местам: кого возить камень и щебенку из карьера, кого укреплять плечи — береговые упоры плотины.

— Без паники, товарищи! — зычно командует он. — Навалимся дружно, совладаем и со стихией.

Темень. Ветер. Дождь. И гул реки — свирепый, бунтующий…

Где реку преграждала плотина, там оглушительно ревет водопад, весь в пене и брызгах.