Роальд Назаров - Витька с Выборгской

В самом деле, откуда ей знать, что если выйти на одной промежуточной станции и сесть в местный автобус, то через час он остановится на площади небольшого поселка, как раз у почты. И уж подавно не может знать Ольга Ивановна Егорова, что в один прекрасный день к почте подошла девочка и опустила письмо в почтовый ящик.

Письмо было адресовано в Ленинград и, вполне возможно, попало именно в этот поезд, только Ольга Ивановна ехала в своем пятом вагоне, а письмо — в почтовом.

Потом, уже в Ленинграде, Ольга Ивановна, закончив дела, отправилась домой, а письмо вместе с тысячами других писем прошло сортировку, определилось в нужное районное почтовое отделение и в скором времени оказалось не где-нибудь, а на столе директора школы.

Директор вызвал к себе Александру Михайловну Скворцову, воспитательницу шестого «б» класса и, когда она пришла в кабинет, сказал ей:

— Вам письмо!

— От кого? — изумленно спросила она.

— От некоей Лены Измайловой, — сказал директор, вертя в руках синий конверт.

— Не знаю такой, — с уверенностью сказала Александра Михайловна.

В конверт было вложено два письма. Одно поменьше, другое побольше.

Письмо поменьше гласило:

«Прошу передать это ученику шестого «б» класса, у которого имя или фамилия начинается на букву «Е».

— Странная просьба, — заметил директор.

— У детей свой мир, ничего странного, — не согласилась воспитательница и, прищурившись, стала вспоминать, кто у нее в классе имеется на букву «Е».

— Егоров! — воскликнула она через секунду.

— Витя Егоров? — засмеялся директор. — Ну, ну. Вам видней.

Письмо побольше было на целой странице в линейку, чистое и аккуратное, переписанное, видимо, с черновика набело. Очень старательное было письмо.

Вот оно, дословно:

«Здравствуй, незнакомый мальчик!

Пишет тебе Лена Измайлова, тоже ученица шестого «б» в нашей школе. Давай будем переписываться с тобой. Я нарочно просила, чтобы твое имя или фамилия начинались на букву «Е», потому что меня зовут Елена — тоже на букву «Е». Другого способа я не придумала. Этим летом мы ездили всем классом на экскурсию в Ленинград и жили как раз в твоей школе, в спортзале. Вот почему я пишу в твою школу, как в знакомую. Ленинград мне очень понравился. Мы были в Эрмитаже, в Русском музее, гуляли вдоль Невы и видели белые ночи. Какой ты счастливый, что живешь в таком городе! У меня теперь мечта еще раз приехать в Ленинград. Но это неизвестно, потому что мой папа офицер, летчик. Он служит там, где надо служить, а мы вместе с ним. Я хочу переписываться с тобой, чтобы ты писал мне про свой город, про себя. Может быть, мы станем друзьями. Желаю тебе успехов в учебе и в жизни. Пиши мне по адресу, который на конверте. Лена Измайлова».

— Ты, конечно, ответишь ей? — спросила Александра Михайловна, подождав, пока Витька прочтет это письмо. — По-моему, ты должен ответить. Во всяком случае, я сообщу Лене Измайловой, что ее просьба выполнена и письмо вручено. Я обязана это сделать. Остальное уж зависит от тебя.

— Чего от меня зависит? Я не просил, она сама накатала, — буркнул Витька, которому все это было ни к чему.

— Не накатала, а написала, — поправила его Александра Михайловна и ушла.

В классе никого не было. Витька посмотрел в окно — там сеял дождик, на спортплощадке стояли лужи, в них плавали желтые листья.

«Вот свалилось на мою голову, — подумал Витька о письме от какой-то неизвестной Лены Измайловой. — Делать ей больше нечего!»

Настроение у него стало серым, как погода за окном. В своей жизни он не написал и не получил ни одного письма. И не испытывал в этом решительно никакой потребности. А тут вдруг нате вам — переписывайся, да еще и по обязанности! Охота была!

Витькино решение было окончательным и бесповоротным. Он сделал из письма птицу и пустил ее под потолок. Птица совершила плавный круг и вернулась на парту. Как бумеранг. Витька скомкал птицу, сунул в карман. В другой карман запихнул конверт. Взял портфель и вышел из класса.

От школы до дома рукой подать. Тем более — бегом, под дождем, прыгая через лужи. В подъезде на лавочке сидит старик Никитин. Дышит воздухом. Дождь мешает Никитину проявлять активность, а так он всегда возле дома, с утра до вечера. То сгребает листья в кучу, то окапывает молодые деревца, то красит снаружи окна своей квартиры на первом этаже. Пенсионер, делать ему нечего, все ему не так, все не по нему! Нельзя бегать, нельзя шуметь, нельзя держать на лестнице детские коляски, ничего нельзя!

Витька заранее знает: сейчас этот Никитин обязательно к чему-нибудь придерется, начнет зудеть, морали читать. Значит, надо изловчиться и прошмыгнуть мимо так, чтобы старикан рта не успел раскрыть.

Витька прибавляет скорости и, перемахнув через лужу у подъезда, летит к двери. Именно — летит! Запнувшись за поребрик, он плашмя растягивается прямо у ног Никитина, фуражка в одну сторону, портфель в другую.

Никитин заливается ехидным смехом:

— Так тебе и надо, не будешь бегать как оглашенный!

Смех у него переходит в кашель, кашель опять в смех — весело ему, слезы утирает!..

Поднявшись, Витька подбирает портфель и фуражку, входит в подъезд. Боль в коленке, ладони саднит да и вообще удовольствие маленькое — шмякнуться на ровном месте, на глазах изумленной публики!

Грохнув за собой дверцей лифта, Витька нажимает кнопку девятого этажа.

А у нас есть возможность обогнать лифт и проникнуть в шестьдесят девятую квартиру до того, как Витька отопрет дверь.

Так и сделаем.

В квартире две комнаты, балкон и кухня. В комнате с балконом живут Витька и мама, в другой — Зоя Терехова. Двери в комнаты не заперты — здесь это не принято. Да и никаких замков нет. В передней на столике стоит телефон, а в кухне — телевизор «Ладога», купленный сообща. Как выразилась мама, «на две семьи». «Хотя, — подумал Витька, — какая же из Тереховой семья? Никакая Зоя не семья».

С появлением телевизора жизнь, конечно, стала краше.

Правда, если мама в рейсе, Зоя на фабрике, по телефону никто не звонит, а по телевизору ничего не передают, то кругом вообще ни души, не считая голубей, которые то и дело садятся на балконные перила, косят глупым глазом через стекло, а как только их пугнешь, лениво и недовольно взлетают, громко хлопая крыльями.

Еще год назад, когда Витька с матерью жил в старом облезлом доме, в огромной коммунальной квартире, стоило ему лишь высунуться из своей комнатенки и — его уже встречали, ждали, звали. Да и ребята какие были! С первых, можно сказать, шагов вместе. В одном дворе гуляли, в одну школу пошли, пять классов вместе отсидели. Все друг о дружке знали, все на глазах, в открытую. Уж коли товарищ, так товарищ — не выдаст, не продаст. А уж если недруг, то ему же хуже!