Роальд Назаров - Витька с Выборгской

Минут через сорок Витька выскочил из трамвая и побежал к зданию трикотажной фабрики.

Возле проходной, опершись на оградку, отделяющую тротуар от мостовой, стоял Толя Плужников. В той же куртке, тех же джинсах. Только вместо цветов в руках у него был маленький транзисторный приемник, который мурлыкал по-зарубежному.

— Здравствуй, — сказал Витька, подойдя к Толе Плужникову.

— Привет! — удивился он.

— Я ключ посеял, домой не попасть…

— Красота! — воскликнул Толя и, сунув Витьке транзистор, кинулся в проходную.

Вскоре он вернулся.

— Порядок, сейчас она выйдет, — сказал Толя и взял транзистор себе.

Ждать пришлось недолго. Зоя выбежала из проходной, поискала их глазами, но они сами подошли к ней. Зоя была в пальтишке, наброшенном на плечи, под ним виднелся легкий пестренький халатик, голова повязана косынкой.

Весь разговор с Зоей Витька принял на себя, потому что на Толю Плужникова она и не взглянула. Отдала ключ от квартиры и все. Как будто Толя был тут совсем посторонний. Витька учуял в этом явную несправедливость и принялся объяснять Зое, как подошел к проходной и увидел Толю, как Толя помчался вызывать ее по местному телефону…

— Дома поговорим, — поставила точку Зоя. — Пока!

И улетучилась.

Витька и Толя переглянулись.

— Такие, брат, дела, — сказал Толя и закурил сигарету «Варна».

— Поехали к нам, — ни с того ни с сего брякнул Витька, крутя на пальце Зоин ключ.

— Стоит ли?

— Пельмени сварим…

— Тогда другой разговор, — не то в шутку, не то всерьез сказал Толя, и они двинулись к трамвайной остановке.

Пельмени получились на славу!

К той пачке, которую по пути купил Витька, как ему и было велено в оставленной матерью записке, Толя Плужников добавил свою, и, пока закипала вода в кастрюльке, они обшарили кухонный стол, достали бутылочку уксуса, горчицу, перец, чтобы из всего этого приготовить «отраву» — так Толя назвал смесь, необходимую для «остроты ощущений».

Витька в душе ликовал. Во всем они были с Толей наравне! Да и обед выглядел истинно мужским обедом: на столе расстелена газета, черный хлеб нарезан крупными ломтями, в тарелке гора пельменей, а «отрава» такая, что обжигает рот и выдавливает слезы из глаз. Будто горчичник на язык ставят! Но Витька и виду не показывает: макает пельменину, отправляет в рот, заедает черным хлебом. Точь-в-точь как Толя Плужников!

А разговор-то, разговор!..

Толя рассказывает про то, как служил в армии, разные истории вспоминает, серьезные и смешные. Витька то поддакивает с понимающим видом, то заливается смехом. Время идет незаметно, Толя курит сигареты «Варна», табачный дым витает в кухне, бархатно звучит негромкий Толин басок.

И — ни слова о Зое!

Как будто все, что было до этих минут, — и телефонные звонки, и цветы-гвоздички, и дежурства у проходной, — все оказалось лишь предлогом, чтобы встретиться именно с ним, с Витькой Егоровым, а вовсе не с Зоей…

Толя встает из-за стола.

— Уже уходишь? — огорчается Витька. — Можно еще чайку попить, а?

— Спасибо, старик. Пора двигаться. Мне в училище надо…

Когда вернулась с работы Зоя, в кухне был полный порядок, Витька сидел за уроками.

— Кто курил? — с ходу спросила Зоя.

— Толик Плужников, вот кто! — с вызовом крикнул Витька, готовый прямо сейчас дать за него бой. — Мы с ним тут пельмени ели!

Но Зоя уклонилась от боя.

— Еще не легче, — только и сказала она.

В субботу, неожиданно для себя, Витька был приглашен к Феде Победимову на день рождения.

— Приходи, если хочешь, — сказал Федя. — Скучно не будет!

Витька пошел. Новый костюм надел, ботинки почистил. В подарок принес альбом для марок, но не угадал: Федя уже забросил марки, занялся плаванием. Родители записали его в бассейн, купили ласты, и он в них напоказ, под смех взрослых гостей, шлепал по лакированному паркету, потешно задирая ноги.

Взрослых в гостях у Феди оказалось больше, чем ребят. Именинник мыкался из комнаты в комнату, все время что-то жуя, а Витька сидел с каким-то рыжим очкариком за столом и молча поглощал лимонад. Стол для ребят был накрыт специально, в отдельной комнате. Было тут тесно от мебели и жарко. За столом сидели еще две девчонки, косились на Витьку, шептались, хихикали. И был совсем недомерок с бантом на макушке. Весь до ушей перемазался кремом, а когда его стали отдирать от стола, разорался благим матом.

Тоска была зеленая. Витька подливал себе в фужер лимонад, спрашивал очкарика:

— Тебе добавить?

Тот отвечал не то вежливо, не то испуганно:

— Большое спасибо.

Вот и весь разговор.

А за стеклянной дверью, у взрослых, веселье шло хоть куда: взрывы хохота, звон посуды, тосты, танцы-плясы. Иногда сквозь этот шум там прорезался и голос Феди.

Когда в очередной раз объявился сам виновник торжества, опять что-то жуя, Витька сказал ему:

— Я пошел.

Федя было запротестовал, стал уговаривать:

— Погоди, сейчас кино покрутим, папин фильм, когда мы в Пицунде отдыхали! Мы его обратно пустим, задом-наперед, обхохочешься, как я там из моря выныриваю!

— Нет, я пошел, — твердо повторил Витька и добавил, совсем как тот очкарик:

— Большое спасибо.

Вот так бездарно пропала суббота. Уж лучше бы остался дома сидеть у телика — и то пользы больше.

А в воскресенье пришел ответ от Лены Измайловой.

Он был краток и звонок, как оплеуха.

«Не хочешь переписываться — и не надо, — писала Лена Измайлова. — А таких открыток у меня самой много, накупила в Ленинграде. Чем посылать Аничков мост, лучше бы проверил, есть там следы от осколков или нет. Мальчишки говорят, что есть, а я не заметила».

И все.

Даже без подписи!

Витьку просто взбесило такое нахальное письмо.

Ишь, какая нашлась! Чего ей вообще надо? Сама привязалась, никто не просил! И не о чем ему с ней переписываться!

А тут еще и мама — это она достала из ящика письмо, принесла снизу, нарочно положила на видном месте:

— От кого письмишко-то? — спрашивает.

— Ни от кого!

— Ай-яй-яй! Секрет, что ли?

Приходится объяснять наскоро, получается бестолково, слова рассыпаются, как горох. Выпаливая про все это и чем дальше, тем больше заводясь, Витька в темпе натягивает пальтишко, одна рука в рукаве, другая уже дверь открывает.

— Ты куда?

— Никуда! Гуля-ять! — кричит Витька на всю лестницу и ну считать вниз ступеньки, через одну, а то и через две махом.

Выскочил из подъезда, как ракета. Чья-то собачонка с визгом кинулась от него, поджав хвост…

Когда Витька оказался в трамвае и, нашарив в кармане медяки, оставшиеся с покупки пельменей, оторвал у кассы билет, он понял, что едет на Невский, к Аничкову мосту, смотреть, есть там следы от осколков или нет. И ведь не сам решил поехать — волна негодования понесла. Теперь волна откатилась, сделав свое дело, забросив Витьку в полупустой грохочущий вагон «девятки». И билет уже в руках — не пропадать же даром трем копейкам.