Александр Пискунов - Волчий уголок

К сожалению, стало еще тише и как будто темнее.

– Да, кое-какие животные еще живут в лесу, у реки, но мы их почти не видим. Они все постоянно настороже, постоянно готовы улететь, убежать, затаиться, спрятаться в нору, в дупло, в воду. А человек ничего не боится, ломится напрямик, вроде нас – его все видят, слышат, а он никого. Я думаю, сами лесные жители друг друга редко видят, разве что когда один другому на зуб попадет.

– Тогда им вообще кажется, что в лесу одни люди живут. Только они на глаза попадаются, – сделал вывод Славик. – А бобру кого бояться надо кроме людей?

– Волка, лисица его, пожалуй: не возьмет, а волку только дай.

– Так волков же сейчас почти нет, – уверенно сказал Славик.

– Почему же. Не перевелись еще. Однажды я вот так иду утром по тропинке вдоль реки, а он навстречу. Нос к носу столкнулись. Остановились одновременно и смотрим друг на друга…

Славик поежился.

– Ну и что? – не выдержал он тишины.

– Я повернул налево к полю, а он – направо к лесу. Но, кажется, он свернул первым.

– А вы без ружья?.. – спросил Славик и испугался: показалось, что у него задрожал голос.

– Удочка в руках. Говорят, в таких случаях не следует пугаться и убегать. Но и нельзя провоцировать зверя – смотреть ему в глаза. Не помню точно, но кажется, я на него и не таращился зря. Взрослому волк не опасен, тебе тоже… ну, а детям в одиночку гулять по настоящему лесу все-таки не стоит.

Славик еще раз поежился. Он был бы и рад встретить волка, но все же лучше с кем-нибудь из взрослых. Теперь, в темноте, он старался идти вплотную за дядей Петей. Иногда он оглядывался. Глухая темь бесследно поглощала их путь, и нельзя было сказать, кто остается или появляется там.

Темнота позади стала еще плотнее, когда они увидели отражающийся в озере костер. Но теперь идти стало веселее. Осталось обогнуть угол озера. Костер ненадолго исчез, хотя отблески его играли впереди в просветах меду деревьями.

Отец не пожалел дров. Пламя стояло навытяжку, иногда только чуточку колебалось от чрезмерного напряжения. Отец с палкой вышел из темноты, и его гигантская тень заколебалась на окружающих елеях. Всего одна тень… Славик вообразил огромный костер и много огромных теней от… пляшущих с томагавками индейцев. Нет, маленький уютный костерчик больше подходил их малочисленному отряду.

– Чего это ты такой огонь зажег? – спросил Славик, зная, что отец даже в лесу не любит напрасно жечь дрова.

– Думал, вам будет легче ориентироваться. Ночь темная.

Через минуту дрова в костре прогорели. Пламя сникло, парадный костер превратился в обычный слабо потрескивающий огонек в очаге.

К их возвращению отец приготовил горячий черничный компот.

– Ты знаешь, Сергей, раки в реке водятся.

– Да? – удивился и не сразу поверил отец. – Не может быть. Повывелись они везде.

– Видел собственными глазами. Я сегодня утром далеко прошел. Там возле деревни парни крыгой рыбу ловили, так им больше раков попалось, чем рыбы.

– Ничего себе, – отец даже вскочил. – Славик, ты слышал? Все, завтра же идем ловить.

– Объясните, что такое крыга? – попросил Славик.

– Это две большие «буквы» Г из дерева, уложенные на бок и подвижно соединенные концами длинных сторон, где дополнительно крепится палка. На эти опоры свободно натягивается сетка. Ловят втроем. Один держит палкой длинные концы на дне, два других держат короткие концы «букв» и начинают сходиться, сводить вместе «буквы». При этом их длинные стороны тянутся по дну. Когда сойдутся, поднимают всю снасть из воды. Рыба, попавшая в сектор, остается в отвисших сетках. Вот и вся снасть. Идут по рек и раз за разом захватывают в клещи рыбу. Не спортивная конечно ловля, но сила и уменье надо.

– Браконьеры, – назидательно сказал Славик. – И снасть браконьерская.

– Да, – невесело усмехнулся отец. – Только по сравнению с тралом, у которого зев в полкилометра, масштабы поменьше. Ну, и что они поймали? – обратился он к дяде Пете.

– Не много. Десяток плотвиц. Несколько щучек. С полсотни раков. Одну щуку зажали, хотели брать, а она перепрыгнула через сетку. Они тут же еще раз обхватили место – она опять затрепыхалась… Но все равно не взяли – неизвестно как выскочила.

– Ты что ж, помогал им? – насмешливо спросил отец.

– Постоял, посмотрел, – усмехнулся дядя Петя. – Рыбак рыбака видит издалека. Язя доброго поймали, – добавил он то ли с восхищением, то ли с завистью.

– Да, – с заметной грустью заговорил отец, – не часто сейчас увидишь ловлю дедовскими снастями. Снасти они изобрели простые, но эффективные. С удочкой некогда было сидеть, а рыбки хотелось… Не стало рыбы, речек самих не стало, а все деды с их снастями виноваты, считаем, – в голосе его послышалось раздражение. – Сколько рыбных речек спрямили, в каналы переделали. Все земля нужна: под хлеб. Под табак, под мак, под дом, под гараж, под церковь. Пора бы давно сказать: все, братцы: оставшуюся свободную землю оставляем зайцам, щукам, перепелкам. Луну распахивайте, если гараж хочется. На Марс за яблоками летайте: оптимисты давно там сады насадили.

– Мы в очень хорошее место попали, – сказал дядя Петя. В средней полосе такие места – редкость в наше время. Медвежий угол… Волчий уголок, – вовремя поправился он – Славик не успел открыть рот.

– Райский, – согласился отец. – Через десять лет и здесь или торф начнут копать, или аэродром построят, а нет, так туристы все истопчут, заплюют, завалят банками, а перепелок оглушат электронной музыкой.

– Мы затаптывание начали первыми, – заметил дядя Петя.

– Если бы все так топтались, то этот лес стоял бы тысячи лет, – возразил отец.

– А все-таки мы первые… – многозначительно, задумчиво сказал дядя Петя.

Они подождали, когда над потухающими углями исчез последний язычок пламени и пошли в шалаш укладываться.

– Так, сегодня день праздничный – вы должны еще что-нибудь рассказать, – поставил условие Славик.

– Что ж тебе рассказать? – после недолгого молчания спросил отец.

– Про коней, – Славик вспомнил запах дегтя.

– Да, коней раньше было много, и относились к ним совсем по-другому…

– Как это? – Славик на всякий случай задал вопрос, боясь, что отец остановится, а потом и вовсе не захочет рассказывать.

– Ценили, если не сказать – любили и жалели. Хотя и поработать им досталось – не перечесть какие горы они перевезли, сколько земли перепахали… Это теперь один хомут безразмерный – на любого коня. На одного с трудом напялят, а другой чуть ли не с ногами проскакивает через него. Раньше каждому коню подбирали свой хомут и – попробуй перепутать. В конюшню войдешь – видна жизнь. Каждый конь в своем стойле, на столбе табличка с кличкой. Рядом деревянный гвоздь: на нем хомут, седелка, дуга. А как стойла были сделаны… Это сейчас тяп-ляп, скоту загонят и жердь просунут. Умный конь моментом вытащит и выйдет. Раньше с железом бережно обращались, зря не транжирили. В одном столбе стойла вырублен четырехугольный паз, в противоположном такой же. Но с прорезью вверх и наружу. Перекладина подогнана по размеру. Сначала в глухой паз вставляешь, потом другой конец боком в прорезь и на низ в гнездо. Чтоб конь таким же манером не выкинул, над гнездом высверлено отверстие – туда вставляешь деревянный шпунт. Удобно, аккуратно – и ни одного гвоздя… А какие клички у коней были… Белый конь – Лебедь. Вороной, низкий, лохматый – Корч. Высокий, кавалерийский, с войны остался – Реактивный.