Ирина Шкаровская - Горнист первой базы

— Нехорошо, малтшик и девотчек! — укоризненно сказал он Ральфу и Наталке: — У меня сейчас ухи лопнут.

— Лёшк… — в последний раз крикнул Ральф.

— Брунг… — не докончила Наталка.

Лёшка и Брунгильда доплыли до финиша одновременно.

Вечером, на большой костровой площадке стоял пьедестал почёта. Один за другим поднимались на этот пьедестал самые смелые, сильные и ловкие ребята. На них надевали лавровые венки, красные майки чемпионов. Осталась ещё одна премия — подарок Нептуна — ожерелье из морских ракушек.

— Прошу Брунгильду Цаймер и Лёшу Коваленко к пьедесталу почёта, — сказал судья соревнований. — Они достигли одинаковых результатов, поэтому мы решили ожерелье поделить между ними….

После этого начался большой концерт художественной самодеятельности, а потом — песни. Пели неизменную «Картошку» и «Барабанщика», «Чёрное море» и все артековские песни.

Вдруг чей-то молодой и сильный голос начал!

Это пел гость — молодой итальянский моряк. Тогда все гости и артековцы — советские, немецкие, итальянские, китайские, чешские, корейские пионеры, французские «отважные», польские харцеры — поднялись и, сжав правую руку в кулак, подхватили эту песню о красном знамени, которое ведёт в бой за свободу и коммунизм.

пели иностранцы.

пели русские ребята.

пели Лёшка и Наталка.

А когда закончились торжества и прощальная линейка, Ральф и Лёшка в последний раз прошлись по лагерю.

— Ты слышишь? — Ральф остановился у беседки: — Кто-то плачет…

Мальчики заглянули в беседку и увидели Брунгильду и Наталку. Они сидели на скамеечке, прижавшись друг к другу.

— Как я буду жить без тебя?.. — громко всхлипывала Брунгильда. Мальчики тихо отошли от беседки. И не рассмеялись. И даже не улыбнулись. Потому что, когда такая девчонка, как Брунгильда, плачет, — это не смешно.

Они только крепко пожали друг другу руки.

— Ральф! — проговорил Лёшка.

— Лёшка! — откликнулся Ральф.

И, не сговариваясь, они тихо запели:

И, не сговариваясь, оглянулись. Зачем? Может быть, им послышались чьи-то шаги?

А может быть, послышалось, будто песню о красном знамени вместе с ними поют немецкие коммунисты — Отто и Хильда?

Он лежал под дубом, укрытый сухими, жёлтыми листьями. Вы бы его не заметили. Ручаюсь. Павка тоже прошёл бы мимо. Но, к счастью, он споткнулся и упал. И тогда Павка его увидел: это был чугунный, изъеденный ржавчиной фонарный столб. Павка вскочил и хриплым голосом крикнул:

— Сюда!

Мы бросились к нему. Одной рукой он поглаживал синяк на лбу, другой — растирал колено. Вид у него был счастливый.

— Не обращайте на меня внимания, — сказал Павка. — Взгляните на этот столб.

— Колоссально!.. — пробормотал Костя. — Килограммов четыреста, не меньше.

— Ура! — крикнули мальчишки.

— Ура! — подхватили девчонки и заплясали от радости.

С того дня, когда на пустыре за ипподромом мы нашли старый фонарный столб, в жизни нашей школы произошли важнейшие, можно сказать, — исторические события.

Для того, чтобы вам всё стало ясно, придётся рассказать немного о себе и о других участниках этих событий. Я дружу с Лесей Марьянич. Она бы вам тоже понравилась. Ручаюсь. Такая тоненькая, стройная и танцует почти как балерина. Мы так любим друг друга, что даже на минутку боимся разлучиться. А сидим на разных партах. Вот как нам не повезло! С Лесей сидит Костя Молчанов, со мной — Лёшка Майстренко. Раньше у Лёшки была такая манера: когда он обращался ко мне, то всегда смотрел в сторону. И не говорил, как говорят нормальные люди, а рычал:

— А ну встань! Чего расселась!

— А ну сядь! Чего торчишь перед глазами!

Провёл красным карандашом черту на нашей парте и всё время скандалил:

— Убери тетрадь с моей территории!

— Ты поставила локоть на мою территорию!

И Лесе от соседа, от Костички, житья не было. То косицу её в чернильницу обмакнёт, то карандаш нарочно сломает. Не успеет Леся гребешок из портфеля достать, а он уже орёт на весь класс:

— Здесь не парикмахерская! Нечего каждые пять минут причёски делать.

В общем, очень трудно было. Возвращаемся, бывало, с Лесей домой, и настроение такое скверное, такое скверное, что описать невозможно.

— Во всех классах нормальные мальчишки. А у нас ужас какой-то, — начинала я нашу постоянную тему.

— Да, — вздыхала Леся. — Даже причесаться нет возможности. Это твой Лёшка влияет на Костю.

— Наоборот, — отвечала я. — Это твой Костя влияет на Лёшку.

— Ничего подобного! — Леся обиженно надувала пухлые губы. Она не любила, когда ей возражали:

— Я с тобой в ссоре.

— А я уже давно с тобой в ссоре, — сердилась я и переходила на другую сторону улицы. Но через несколько минут Лесе становилось скучно, она подбегала ко мне и очень быстро говорила:

— Знаешь, кто виноват в том, что у нас нет дружбы между мальчиками и девочками? Знаешь, кто? Наш председатель Павка Между Прочим.

Павка Между Прочим — так мы прозвали председателя совета отряда за его привычку на каждом шагу вставлять два этих слова. Павка мечтал стать ракетостроителем и делами отрядными совершенно не интересовался. В последнее время он даже на уроках чертил схемы моделей ракет. А на переменках ходил задумчивый и то и дело советовался с мальчишками:

— Между прочим, Лёшка, как по-твоему, где достать целлулоидные шайбочки?

— Между прочим, если как следует завести винт, модель может аж на пятнадцать метров подняться…

Наша отрядная вожатая, ученица 9 класса Нина Васильченко, была очень недовольна Павкой.

— Что это за председатель! Не энергичный — раз. Рассеянный — два. Вы с ним ни одного порядочного мероприятия не проведёте!

И на наш пятый со всех сторон сыпались упрёки: мы и неорганизованные, и недружные, и недисциплинированные, и так далее, и так далее…

Мне и Лесе это надоело, и однажды после урока мы заставили Павку срочно созвать совет.

— Нужно поговорить о нашей работе, — сказала я.

— И о плохом поведении некоторых мальчиков, — добавила Леся.

— Ладно. Ну как? Все в сборе. Считаю заседание совета открытым, — вяло проговорил Павка.

Я откашлялась, посмотрела в блокнот… Но не успела я рта раскрыть, как Павка ни с того ни с сего сказал: