Умар Гайсултанов - Арби

Но когда ребята во главе с Лом-Али набросились на него, Илес, задыхаясь под грудой навалившихся тел, выкрикивал сквозь рыдания всё те же слова про ад и безбожников. Дядя Фёдор едва разнял дерущихся.

Зато на другой день Илес услышал удивительный разговор между своим отцом и Ибрагимом, их соседом.

— Мулла Ислам, — сказал Ибрагим. — Я видел издали, как мальчики дрались, и твой тоже. Я хотел их разнять, но русский гость меня опередил. Драться нехорошо, а сыну такого почтенного человека особенно.

— Верно, верно, — закивал мулла козлиной бородкой, повернулся к сыну, ткнул его посохом и строго спросил: — Ты почему дерёшься?

— Лом-Али первый пристал! — захныкал Илес.

— За что он тебя?

— Я сказал, кто дружит с русским — будет гореть в аду.

Мулла смущённо захихикал, Ибрагим нахмурился, отвёл взгляд. С превеликим удовольствием мулла выместил бы сейчас на сыне свою злость: время тревожное, беднота тянется к этим безбожникам. Но, пожалуй, лучше превратить всё в шутку. Изобразив на лице подобие улыбки, мулла сладким голосом сказал Илесу:

— Кто не захочет, никогда не станет безбожником, с кем бы он ни дружил.

Илес удивился, открыл было рот, но мулла снова ткнул его в спину своим посохом и тут же суетливо заговорил:

— Ох уж эти дети, чего только не выдумают! Не разберут, не расслышат…

Вот тебе и раз! Илес совсем повесил голову. Выходит, он сам всё это выдумал? И сам же больше всех боялся?

А ребята уже бегают по аулу с деревянными саблями и луками, которые мастерит этот русский солдат. Они все прилипли к дому Бексолты, слушают рассказы солдата, играют с Арби и Ванюшкой. Его, Илеса, они больше не трогают, но и внимания на него не обращают.

Вот и теперь они шагают в лес, окружив дядю Фёдора…

Илес долго стоял на противоположной стороне улицы, не зная, как ему поступить, а потом поплёлся следом.

Ребята изображали из себя настоящих охотников: рассыпались по лесу, вспугивали «дичь», гонялись за ней, а устав, валились на траву и требовали от дяди Фёдора всё новых рассказов про город, про войну, про автомобили и паровоз…

Не успел дядя Фёдор закончить одну из своих занимательных историй, как откуда-то донёсся отчаянный вопль:

— На-на!

Дядя Фёдор вскочил:

— Что там стряслось?

Он побежал, прихрамывая, через лес в ту сторону, откуда звали на помощь.

Ребята не отставали от него, закрываясь руками от хлеставших по лицу веток.

Внезапно лес оборвался. Впереди, по склону высокой горы, вдоль глубокого ущелья, вилась тропа. Дядя Фёдор заглянул в пропасть и увидел мальчишку — тот висел над бездной, крепко вцепившись в корень дерева.

Дядя Фёдор сбросил ремень, обвил им куст орешника и тоже свесился в пропасть. Свободной рукой он ухватил руку мальчика.

— Отпусти корень! — крикнул он.

Мальчишка, позеленевший от ужаса, смотрел широко раскрытыми глазами, не понимая, что ему говорят, и ещё судорожнее сжимал корень.

В это время сверху, с горы, спускался Папаш с охотничьим ружьём за спиной. Комья земли сыпались у него из-под ног. Он спрыгнул на тропу и прежде всего схватил за руку дядю Фёдора, чтобы тот не сорвался.

— Тяни наверх! — скомандовал дядя Фёдор.

Папаш зацепился ногой за дерево, росшее на самом краю пропасти, и потянул Фёдора наверх, тот потянул за собой мальчишку, упираясь локтем в острые уступы обрыва. Лишь теперь мальчик выпустил корень.

Едва над краем обрыва показалось его искажённое страхом лицо, как ребята закричали:

— Илес!

Илес дикими глазами смотрел на ребят, на взрослых — он ещё не мог прийти в себя.

— Как ты здесь очутился? — спросил Папаш.

Илес, кажется, лишь теперь осознал случившееся.

Он опустился на дорогу и, дрожа всем телом, громко заплакал. Ванюшка и Бексолта присели рядом, стали утешать.

Дядя Фёдор, прихрамывая, снова подошёл к пропасти, глянул вниз и отшатнулся, ухватившись за дерево. Он отошёл назад и сказал с улыбкой:

— Странно создан человек! За пять минут до этого я не думал об опасности, в голове одно было: спасти мальчишку. А посмотрел, и жутко стало…

Илес понемногу пришёл в себя. Ребята повеселели. Арби отдал Илесу своё ружьё, Ванюшка — саблю. Илес рассказал, что он хотел сорвать орех и поскользнулся — счастье, успел за корень ухватиться.

— Да, — задумчиво произнёс Папаш. — Родители его всю жизнь должны тебя, Фёдор, благодарить, от верной гибели спас ты мальчишку…

Весть о спасении сына муллы, Илеса, в тот же день разнеслась по всему аулу на быстрых мальчишеских ногах.

— Ты чего, шайтан, шлялся в лесу? — свирепо допрашивал мулла сына.

Илес плакал и прятал лицо в широкой юбке матери.

— Из-за тебя все ждут теперь, чтобы я шёл спасибо говорить этому безбожнику — из тех, что восстали на бога и царя. Будь ты проклят вместе с ними!

Мать вступилась за сына:

— Ну и что, если в лес пошёл? Не окажись там безбожника, у нас над аулом пели бы сейчас похоронные молитвы. Да продлит аллах его дни!

— Замолчи! — в бешенстве закричал мулла.

Мать увела сына в другую комнату, а мулла Ислам долго сидел, горестно задумавшись. Что, если не пойти? Нет, любой отец пошёл бы на его месте. Не пойдёшь — назовут неблагодарным, бесчестным человеком, уважать перестанут. Ничего не поделаешь, придётся идти, только пусть весь аул про это знает…

Сквозь сумерки, опустившиеся на пустынные улицы и низкие домики аула, слабо пробивались оранжевые лучики света от керосиновых ламп. Мулла в нарядном зелёном одеянии — чапане — медленно брёл по дороге и с затаённой обидой поглядывал вокруг. Как назло, ни одного человека! Кто же поведает людям о его благородном поступке?

Недавно мулла Ислам получил весточку от имама Уз у н-хаджи, будущего правителя мусульманского государства. Имам сообщал всем муллам, что безбожники гибнут в войнах, что недолго осталось ждать — объединятся Дагестан и Чечня. Тогда восторжествует ислам и «неверные» будут изгнаны; аулы, которые попробуют сопротивляться, будут разорены. Но в сердцах мусульман нужно будить ненависть к безбожникам — таково было главное повеление имама. А делать это следует осторожно, через верных людей. Если не считать нескольких дворов, весь аул в любую минуту готов идти на подмогу рабочим города. Это мулла знал хорошо. Знал он и то, что почётными, дорогими гостями во многих аулах стали русские рабочие и солдаты. Мутят умы правоверных мусульман. Только и разговору в горах, что про безбожников: благородные они, мол, люди, они и «леворюци» сделали для счастья народов…

Мулла, заметив, что из одного двора вышел человек, ускорил шаг, притворно закашлялся. Человек остановился, обождал и поздоровался. Это был Зяуд и , отец Лом-Али. Не успел Зяуди и рта раскрыть, как мулла Ислам выложил: