Бела Балаш - Генрих начинает борьбу

И хорошо сделал. Хорошо, что он не видал и не слыхал, как двое полицейских провели его отца вниз по лестнице, прямо за его спиной. И отец не успел разглядеть это маленькое существо, этот комочек в углу, хотя все время искал глазами сына, чтобы повидать его в последний раз.

Генрих долго сидел в углу на корточках не шевелясь. Пимфы в костюмчиках уже разошлись. Они не посмели ничего сказать несчастному ребенку. Они указывали на него пальцами, шушукались, иные подходили к нему совсем близко, но коснуться его они не решились и вскоре ушли.

Генрих ничего не слышал, но он понял, что произошло. Он был не в силах шевельнуться… Вдруг он почувствовал, что его уха коснулся холодный собачий нос. Вольфи лизал его щеку своим теплым влажным языком. Можно было не оборачиваться: своего лучшего друга Генрих узнал и так. Он обхватил шею собаки, не открывая глаз, прислонился головой к голове Вольфи, и у него ручьем покатились слезы.

— Если бы ты был тут, — всхлипывал мальчик, — ты бы не дал увести отца. Ты бы всех полицейских порвал!

Когда Генрих и Вольфи вошли в комнату, матушка Кламм лежала, уткнувшись лицом в подушки. Генрих остановился в дверях. Он боялся подойти к матери. Но Вольфи сразу подбежал, вскочил передними лапами на кровать и с визгом стал лизать шею и уши хозяйки. Вольфи всегда знал, что люди чувствуют, и сам чувствовал то же, что и они.

Матушка Кламм поднялась. Она казалась еще более худой и иссохшей, чем всегда. Ее угловатое лицо было бело, как мел. Только глаза у нее были красны от слез.

— Мой Генрих! — вскрикнула она и протянула руки. Она крепко прижала к себе мальчугана, который дрожал всем телом.

— Мама! Мама! — вдруг воскликнул Генрих и ударил кулачком по краю кровати. — Это неправда! Неправда, что мой отец преступник! Неправда, что он предатель! Врут они! Врут! Врут!

Матушка Кламм утерла глаза, подошла к дверям и прикрыта их получше. Потом вернулась обратно.

— Генрих, милый мой малютка, — заговорила она спокойно и так серьезно, как еще никогда с ним не говорила. — Слушай хорошенько. Я должна тебе все это объяснить. Хоть ты еще и очень мал, ты должен знать, в чем дело…

— Отец не красный преступник! Он не коммунист, не предатель! — кричал Генрих, не слушая ее. Он никак не мог успокоиться.

Тогда мать крепко обняла его и сказала:

— Послушай же, Генрих, внимательно слушай. Твой отец не преступник. Твой отец не предатель. Но он красный и он коммунист.

Голос матушки Кламм оборвался, и слезы снова выступили у нее на глазах. Но она сейчас же утерла их.

— А полицейские говорят, что красные коммунисты — преступники, предатели и убийцы! — сказал Генрих и с удивлением посмотрел матери в лицо.

— Это неправда. Неужели ты веришь, что твой отец — преступник и убийца?

— Нет, не верю. Но Эвальд так говорит, и многие пимфы, и большие штурмовики говорят, что коммунисты хотят грабить и убивать.

— Они нарочно врут.

— И полицейские тоже так говорят.

— Они всё врут, потому что они враги бедных, враги рабочих. Они наговаривают на рабочих все плохое. Потому что капиталисты хотят все себе, а бедным, которые на них работают, жалеют даже хлеба.

— Почему же мы не станем капиталистами? — спросил Генрих. — Или полицейскими и штурмовиками? Никто бы нас тогда не ругал.

Матушка Кламм прикрыла глаза и задумалась. Генрих еще слишком мал. Как же ему объяснить, кто такие капиталисты и кто коммунисты, кто трудящиеся и кто фашисты? Нужно же ему знать, что творится на свете.

— Послушай-ка, — сказала она через минутку, открыв свои строгие и в то же время такие добрые глаза. — Я расскажу тебе сказку. Иди сюда, сядь поближе, Генрих, и я расскажу тебе про большой рыбный садок.

— Вольфи тоже пускай сидит и слушает, — сказал Генрих, утирая слезы с ресниц.

— Был когда-то большой пруд, — начала матушка Кламм. — В этом пруду было столько рыбы, что хватило бы на всех, кто жил кругом по берегу. Но рыбаки всегда были голодны. Они ловили рыбу день и ночь, день и ночь тянули тяжелые сети так, что руки и спины болели. А еды у них нехватало.

— Почему это нехватало?

— А все потому, что у них не было своих сетей. Все сети были у богачей, что жили в большом-пребольшом замке на горе. Не дадут богачи сетей — и нечем рыбакам ловить рыбу. А богачи давали сети не задаром. Все, что рыбаки наловят, они отдавали капиталистам. За это они получали в день по рыбке. Хоть бы сто рыб наловил, а дадут одну. Девяносто девять рыб — капиталисту. А одна рыбка — это очень мало для семьи.

— А еще для собаки, — вставил Генрих.

— Вот рыбаки и голодали. Работали, работали, а есть нечего. Капиталисты не работали, а у них все кладовые, все подвалы завалены рыбой. Несправедливо это, и рыбаки крепко были недовольны. «Ну, что же, — думали они, — ничего не поделаешь!»

«Но были среди рыбаков умные люди. Они говорили: «Если бы сетями владели не эти несколько богачей, а все рыбаки сообща, то нам бы не пришлось отдавать почти весь улов. Мы могли бы так поделиться рыбой, что все рыбаки были бы сыты».

«Этих умных, хороших людей, что так говорили и всем голодным хотели помочь, — этих людей звали коммунистами.

«Богачи в большом замке прекрасно знали, что голодные рыбаки очень злы на них. И богачи боялись, что бедные рыбаки когда-нибудь возьмут да и отнимут у них сети. Потому они держали очень много полицейских и солдат.

«Полицейские и солдаты получали много рыбы, а зато, как услышат, что какие-нибудь рыбаки возмущаются, они их били и сажали в тюрьму.

«Рыбаки не могли больше терпеть. А коммунисты им говорили: «Не бойтесь полиции и солдат. Если мы все соединимся, мы их прогоним и заберем сети. Это называется революция».

«Узнали богачи из замка, что идет такой разговор, и стало им страшно: вдруг рыбаки послушаются коммунистов! И вот они начали их ругать разбойниками, преступниками, убийцами.

«Они боялись, что им нехватит полицейских и солдат, и собрали много слуг, и платили им рыбой. Этим буржуйским слугам тоже дали форму, и револьверы, и дубинки, и звались они фашистами и штурмовиками.

«Эти фашисты повсюду гоняются за коммунистами и за всеми честными рыбаками, которые больше не хотят голодать и работать на богачей. И полицейские с солдатами и фашисты бьют коммунистов, сажают под замок, пытают, убивают самых лучших, самых храбрых рыбаков, которые хотят помочь другим. И все потому, что богачи им за это платят. Самые скверные люди стали слугами капиталистов.

«Вот видишь, Генрих: Вольфи голодает вместе с нами и все-таки нас не бросит, и не пойдет к капиталисту, и не станет кидаться на нас, хоть бы ему давали в день по целой колбасе. Ведь правда?