Екатерина Мурашова - Дверь, открытая всегда

– Значит, так, – Анка видит, что мальчишки не в себе, и берет руководство в свои руки. – Еще раз – кто что делает. Как только подъезжает Мотыль с потиром, ты, Шпень, и ты, Родион, идете к нему. Остальные стоят на выходах с площади, прикрывают отход. Когда появится Стоун, Родион забирает потир у Мотыля и идет к Стоуну, якобы для обмена потира на деньги. В это время Шпень чем-нибудь отвлекает Мотыля, а Родион изо всех сил бежит к любому удобному выходу и передает сумку с потиром тому, кто ближе. Этот кто-то сразу же мчится в метро и едет на Горьковскую. Родион бежит туда же, но через другой выход, у Дома Книги. Остальные помогают Шпеню отделаться от Мотыля и тоже – в метро. Встречаемся у Зоопарка. Оттуда все вместе отправляемся в музей, сдавать чашку и принимать поздравления.

– Я не пойду, – возражает Шпень.

– Почему?! – удивляется Анка.

– Там же небось и милиционеры потом будут, спрашивать… А зачем мне лишний раз светится? При моей-то жизни… И Мотыля подставить могу, и дядю Петю… Лучше я на дно лягу…

– Логично, – соглашается Сережка.

– О твоей жизни мы после поговорим, – Анка упрямо выпячивает губу. – Есть тема. А пока – все ясно? Значит, приступаем…

В 14 часов 25 минут реальный расклад на площади Искусств таков.

Мотыль, небритый и переодетый бомжом, с клетчатой сумкой, медленно передвигается по площади, присматриваясь к людям, которые пьют пиво, и как бы поджидая, когда у них освободятся бутылки. За тумбой с афишами притаился Птица с наклеенными усами, впрочем, все в той же шапочке, надвинутой почти на глаза. В очереди за билетами в Русский музей, вытянувшейся вдоль чугунной ограды, стоит низкорослый старичок в лакированных ботинках, очень прилично, даже с некоторым шиком одетый, в дымчатых, импортных очках. В нем почти невозможно узнать дядю Петю. Здесь же, возле входа на территорию музея, переминаются с ноги на ногу Георгий и отец Родиона, безуспешно пытаясь угадать, кто же из присутствующих на площади должен к ним подойти. Георгий яростно и призывно размахивает полиэтиленовым мешком с физиономией какой-то красотки.

Самым последним на площади появляется мистер Стоун с дипломатом в руках. Согласно договоренности, он идет один, но все заинтересованные лица тут же замечают его спутников, следующих за мистером Стоуном метрах в двадцати позади. Мистер Стоун нарушает договоренность, но сейчас это уже не имеет значения.

Шпень и Родион незаметно для Стоуна выходят на окраину площади и останавливаются в метре от Мотыля, который, отставив в сторону сумку, заинтересованно обследует урну на предмет оставленных в ней бутылок.

– Дяденька, у тебя закурить не найдется? – спрашивает Шпень и шепотом добавляет. – Клиент прибыл, гуляет по площади.

– Мал еще, да Бог тебе судья, – отвечает Мотыль. – Сейчас в сумке гляну, вроде там было что…

Ставит сумку на скамейку, достает из нее вполне приличную кожаную сумку с раздутыми боками, выставляет ее рядом, потом достает со дна пачку «Примы». Застегивает сумку и отходит от скамейки, как бы «забыв» на ней кожаную сумку.

– Ну что, постреленыш, пойдем покурим?

– Не-а! Я, дяденька, дружка провожу немного…

Шпень берет протянутую сигарету и вдруг цепко перехватывает лежащую на скамейке сумку.

– Стой, ты куда?! – растеряно говорит Мотыль и, позабыв про свою сумку, делает шаг вслед за мальчишками.

– Шпень, ты чего?! – шипит Родион, подпрыгивая рядом со Шпенем, и стараясь заглянуть ему в глаза. – Мы же не так договаривались! Куда ты идешь?! Стоун же вон там!

– Спокойно, Родя! – сквозь зубы цедит Шпень. – Сейчас чашка будет там, где нужно!

Далее события развиваются стремительно, то есть гораздо быстрее, чем мы сумеем их описать. Причем описывать мы будем последовательно, а на самом деле несколько событий в разных местах происходят одновременно, накладываясь друг на друга.

Истомившиеся историки замечают мальчишек, целеустремленно направляющихся прямо к ним.

– Они! – страшным шепотом говорит Георгий. – И сумка…

– Родион?! Ты почему… – кричит историк Виктор, он же отец Родиона. Глаза его за стеклами очков совершенно квадратные.

Шпень застывает на месте, переводит глаза на Родиона.

– Папа?! – ошеломленно шепчет тот.

В это же мгновение Шпень бросается наутек. Из-за тумбы с афишами ему наперерез выскакивает Птица, сбивает мальчишку с ног и вырывает сумку из его рук. Шпень падает на мостовую и лежит, не шевелясь. Родион убегает. Виктор бежит вслед за ним. Георгий склоняется над лежащим мальчишкой, пытается привести его в чувство. Мотыль, что-то уже сообразивший и спешащий вслед за мальчишками, бросается вперед, хватает Птицу за полу куртки, разворачивает к себе и что-то яростно кричит ему в лицо. Птица вытаскивает свободную правую руку из кармана и делает быстрое движение, после которого Мотыль сразу же отпускает его, неловко ступая, идет к ближайшей скамейке и опускается на нее, прижав руку к левому боку. Никто на площади не обращает внимания на вдруг задремавшего бомжа.

Птица, опасаясь бежать и привлекать излишнее внимание, быстрым шагом идет к выходу с площади. К нему подбегает Анка.

– Простите, пожалуйста, вы не скажете, как пройти в Публичную библиотеку?

– Выйдешь на Невский, перейдешь, первый поворот направо, – автоматически отвечает Птица, невольно замедляя шаг.

– Ой, спасибо вам большое, – пищит Анка. – А вы, случайно, не знаете, она сейчас работает?

– Не знаю, отвяжись, и вообще туда таких соплюшек не пускают, – грубо говорит Птица и вдруг останавливается, всматриваясь в Анку. Где-то он ее уже видел…

– Анна, уходи! – кричит Тахир. Птица переводит взгляд, отталкивает девочку и бросается бежать.

Родион подбегает к мистеру Стоуну, кричит по-английски, путаясь в словах и указывая пальцем:

– Вон тот плохой человек взял потир. Украл. Помешал нам. Он хотел убить моего друга. И убил, наверное. Он – вор и убийца. Его надо взять… задержать… поймать…

Мистер Стоун властным движением отстраняет мальчика, жестом подзывает маячащих позади подручных, быстро передает им дипломат и командует:

– За ним. Отнять, обменять, как угодно. Любые средства. Лишь бы потир оказался у нас. Хвостов лучше не оставлять, но в крайнем случае подотрем потом.

Подручные с дипломатом бегут к оставленной на стоянке машине, а перед мистером Стоуном возникает отец Родиона. Спрашивает по-английски:

– Позвольте узнать, что здесь происходит? Я – Виктор Заславский, историк. Этот мальчик – мой сын.

– Видите ли, мальчик, по-видимому, обознался… – начинает мистер Стоун.

– Папа, это он хотел украденную чашку купить! – быстро, сквозь слезы, говорит Родион по-русски. – А мы хотели ему как бы продать, а потом в музей отнести. И все это затеяли, потому что иначе Мотыль нам бы ее не дал. А теперь ее отнял Птица, который и украл с самого начала. И я его знаю. Я только сейчас вспомнил. Я его видел в музее, куда ты меня водил. И сейчас он убежи-ит… А Шпень… – тут Родион захлебывается рыданиями и бежит назад, к тому месту, где он оставил Шпеня.