Рудо Мориц - Его большой день

Йожо побежал по просеке, глубоко вдыхая пряный лесной воздух и прислушиваясь к птичьим голосам: справа застрекотала сойка, где-то впереди дятел выстукивал свою морзянку и высоко в воздухе время от времени клекотал голодный ястреб. Почти добежав до гребня, он услышал неистовый собачий лай откуда-то справа. Лес замер, голоса затихли. Сначала он подумал, что Гром напал на след зайца и гонится за ним.

Но лай доносился с одного и того же места, не приближаясь и не удаляясь. И это было подозрительным.

«Надо посмотреть, что его так разозлило», — подумал Йожо и стал продираться через кустарник. Дело шло медленно, потому что именно в этих местах заросли были почти непроходимыми. Он сильно исцарапал руки, на щеках выступили красные полосы от ударов упругих веток.

Лай пса с каждым шагом был слышен все ближе и ближе.

— Гром! Гром! — все время звал Йожо.

Пес подбежал к нему, попрыгал вокруг мальчика, повернулся и снова убежал. Йожо поспешил за ним. Наконец они добрались до цели.

На молодом грабе висела белая ткань. Огромный кусок белой ткани. Один его конец развевался на ветру, и Йожо это напоминало взмах крыла гигантской птицы. В висках зашумело, в сердце раздался звон: «Парашют!»

Да, это был настоящий парашют. Часть строп свисала с дерева, а часть лежала на земле, устланной красновато-желтым мхом и сухими листьями.

Йожо тяжело дышал. Еще вчера он завидовал Габо, который своими глазами видел такую редкостную вещь, а сегодня сам нашел парашют на дереве.

Пес умными глазами смотрел то на молодого хозяина, то на белый призрак на дереве: интересно, что же он станет делать с этим белым облачком, из-за которого Гром едва не надорвал себе глотку?

Йожо принялся за дело. Он влез на граб и попытался сбросить парашют. Но это было не так-то просто. Большой кусок материи в некоторых местах крепко засел между сучьями, и стропы запутались в ветвях. Руки дрожали от волнения. Пришлось здорово попотеть, пока удалось сиять парашют с дерева.

«Но что с ним делать? Отнесу домой. Отец-то уж сообразит».

Он плотно сложил парашют, обмотал вокруг него стропы и завернул в пиджак. Какой же он легкий, словно перышко! Вес почти не чувствуется.

Дома он развернул находку и расстелил ее перед матерью.

— Что это, сынок? — испугалась она.

— Парашют.

— А где ты его взял? — В глазах матери появилась тревога.

— Почти на самом верху Буковинки, висел на грабе.

— Э-э, сыночек, не надо было его брать. Пускай бы себе висел. Такие вещи не приносят в дом счастье… — заохала Хорватова.

— Но, мама, посмотри только, какая легкая материя! — протянул Йожо матери сияющую белизной ткань.

— Какая бы она ни была, делайте с отцом что хотите. По-моему, лучше всего совсем к ней не прикасаться, — настаивала мать на своем.

Йожо свернул парашют, отнес его в свой тайник и стал дожидаться отца.

Придя домой, Хорват осмотрел парашют. Он хмыкал и подбрасывал тонкую ткань на раскрытой ладони, словно взвешивая ее. Наконец сказал:

— Такую вещь выбрасывать? Что ты! Ведь из него получатся отличные рубашки.

— Ну ладно, но… — хотела возразить мать.

— Хочешь отдать его жандармам? — рассмеялся Хорват. — Что ж, неси… И жандармы снова станут рыскать по лесу, их жены сошьют рубашки для своей детворы, а твои будут ходить голышом.

— Но ведь могут найти… — твердила мать свое.

— Ничего не найдут. — Он положил белое облако на стол. — Распори и спрячь!

А за ужином сердито сказал Йожо:

— Когда идешь в лес, бери пса на поводок! Сейчас по лесу кое-кто ходит, а встретить такого пса не так уж и приятно.

— Хорошо, папа.

— Хорошо-то, хорошо, да мог бы и сам сообразить, — оборвал его Хорват.

После ужина Йожо стал напряженно ждать, не забыл ли отец о вчерашнем обещании.

Но отец помнил. Взяв шапку и узелок с едой, он искоса посмотрел на сына:

— Пошли!

Йожо вмиг оказался у двери.

Они вышли в ночную тьму. Небо на востоке было усеяно россыпями звезд, а остальную часть затянули темные тучи.

Отец шел уверенным шагом. Йожо двигался за ним, спотыкаясь о кочки и кротовые кучи. До сих пор он считал, что знает во «Взрыве» каждый камешек, каждый бугорок, каждую ямку. И вдруг стал опасаться, потерял уверенность. Он старался следовать за отцом, идя на звук его шагов.

Они подошли к перегородке против входа. Она была не достроена и доставала отцу лишь до подбородка. Через эту перегородку надо было перепрыгнуть. Раньше в ней был дверной проем, но Хорват, чтобы лучше замаскировать укрытие Никиты, замуровал отверстие и сравнял его со стеной.

Вначале отец бросил в стену три камешка, потом легко вспрыгнул на перегородку.

— Давай руку, — сказал он Йожо.

— Да я и сам влезу, — стал хвастаться Йожо и собрался уже было карабкаться по стене.

— Не так, — одернул его отец. — Если бы сюда пришли, то сразу бы заметили ободранную стену. Это все равно что показать им дорогу пальцем. Давай руку, я тебя втащу.

Затем они тихо спрыгнули на мягкую землю по другую сторону перегородки. Здесь уже не было так темно. В углу в земле виднелось отверстие, откуда шел слабый желтоватый свет, позволявший мальчику осмотреться. На стене двигались две тусклые тени — отца и его. Йожо вздрогнул.

— Иди за мной, — потянул отец остановившегося в нерешительности Йожо.

Они спустились в тесный подвал. Земляные ступени полностью заглушали шаги.

В подвале светилась небольшая лампочка. Она висела в углу на гвозде. Йожо узнал лампу. Совсем недавно она освещала их кладовку.

У бетонной стены стоял большой ящик, заменявший стол. За ним сидел человек. Лица его не было видно, но мальчик понял, что это тот самый незнакомец. Йожо посмотрел на его ногу. Тогда она была обмотана тряпкой, через которую сочилась кровь. А сейчас нога как нога. А может, под штаниной есть перевязка? Мальчик узнал и брюки и все остальное. Это костюм отца. Темно-серый в узкую полосочку: две белые, одна черная и одна красная. Он был еще совсем хороший, и отец часто его надевал.

Человек, которого отец в разговоре с матерью называл украинцем, сидел низко склонившись над открытым ящиком. Йожо знал: это радиопередатчик. Никогда не думал, что он такой маленький. Но это действительно он.

Пока незнакомец принимал сообщения, оба они тихо стояли и ждали. Тем временем мальчик осматривал подвал. Вещей здесь было не так уж много. Кроме ящика-стола и бревна, служившего табуреткой, тут было некое подобие кровати. На четырех брусках лежали доски. На досках — ничем не прикрытая солома и старое, во многих местах дырявое одеяло. Над кроватью висело старое пальто, которое по ночам, вероятно, тоже служило одеялом, потому что на нем остались стебли соломы.

Человек, склонившийся над ящиком, закончил прием сообщений. Медленным движением он снял наушники. Тихо щелкнул черный выключатель, как будто в лесу кто-то наступил на сухую веточку. Потом с улыбкой, которая понравилась Йожо еще при первой встрече, обернулся к отцу и сыну Хорватам.