Викторас Милюнас - Лети, чайка!

Чайка сидела на поленнице.

— Хитёр Вилюс, — покачал головой Игнас. — Это же надо — за такую ерунду рубль выманить. А ты дурачок, что отдал!

Ромас ответил ему дедушкиными словами:

— Одной чайкой на земле больше будет.

— Ишь ты, малявка, — улыбнулся Игнас. — Только ведь скоро выпускать её придётся. Не век же ей в сарае у вас жить. И не будет у тебя ни рубля, ни чайки.

Об этом Ромас ещё не думал. Пожалуй, Игнас сказал правду: хочешь не хочешь, а придётся расставаться с чайкой. Уж лучше бы она помедленнее выздоравливала!

Но чайка была молодая. И дедушка хорошо её лечил. Она быстро выздоровела. Летает по сараю, бьётся о стенки. Как бы снова не покалечилась — в сарае ведь и дрова, и инструменты дедушкины, и папины рыбацкие снасти. Чего только нет!..

— По-моему, пора её выпускать, — сказал однажды утром дедушка. — Как думаешь, пора?

У Ромаса сжалось сердце. Даже плакать захотелось. Но он ведь не маленький! Сдержал слёзы. И всё-таки как жалко расставаться!

— Домашних чаек не бывает. Чайки не куры, — покачивая головой, убеждает Ромаса дедушка. — Им воля нужна.

Но, видя, что Ромас крепится изо всех сил, чтобы не разреветься, дедушка улыбается:

— Ладно. Пусть ещё немножко поживёт у нас.

Разговор этот происходит в сарае. Чайка, словно поняв, что её не хотят выпускать, взлетает к потолку, ударяется об него и падает на стоящие в углу папины удочки. Цепляется за них и смотрит на Ромаса такими жалобными, такими печальными глазами.

— Нет! — кричит Ромас. — Нет! Пусть, пусть летит!

Он хочет поймать чайку, чтобы отнести к заливу, но она никак не даётся в руки.

Дедушке и то с большим трудом удалось её поймать. Он протягивает птицу Ромасу. Тот прижимает её к груди и слышит, как быстро-быстро колотится сердце. Не поймёшь — то ли птичье, то ли его собственное.

— Пойдём, дедушка.

У берега залива они останавливаются. Тут же около них вырастают Гедрюс и Дануте с Рутой.

Залив спокоен, светел. Воздух над ним прозрачен. На воде сидят чайки. Скоро вместе с ними будет и его чайка.

— Лети, — говорит мальчик и подбрасывает птицу вверх. Чайка летит.

А Ромас и не замечает, как на глаза ему набегают слёзы. И совсем не рубля ему жалко. Нет!

Не может Ромас слоняться без дела, когда все кругом так заняты! Поэтому он идёт на кухню и просит:

— Мама! Дай мне какую-нибудь работу!

Но мама отправляет его во двор, к ребятам. И добавляет, что обойдётся без помощи:

— Не беспокойся, свадьба у нас получится что надо! Конечно, получится. Но ведь и ему хочется к этому делу руки приложить. Как-никак старший брат женится.

Он недавно вернулся из Атлантики, где плавал на рыболовецком траулере, океанскую рыбу ловил. А в посёлке у него невеста Юрате — красивая, весёлая девушка. Ромас её очень любит. И вот скоро у них свадьба. Как же тут без него?

— Нету же никого во дворе. А, мам?.. — Ромас не теряет надежды получить какое-нибудь задание.

— Не мешай! Иди к деду. Спроси у него. Он к соседям пошёл за красками. Вот и помоги ему скамейки покрасить. Только не перемажься, работничек!

Ромас уже не слышит последних слов мамы, стрелой летит на улицу.

— Ты куда? — преградила ему дорогу Рута.

— За дедушкой. Знаешь, я сейчас скамейки дли свадьбы буду красить. Вот!

— И я буду! — загорается Рута.

— Это зачем же ты-то будешь?

— А для свадьбы!

Вот вредная девчонка, сердится Ромас. Не у неё же свадьба!

— Ничего ты не будешь красить. Это мы с дедушкой будем.

— И вы будете, и я.

— Нет, не будешь!

— А вот буду!

Сколько бы они спорили, неизвестно, но тут из соседнего дома выходит дедушка с двумя ведёрками краски в руках. Ребята бегут навстречу — раскраснелись от спора, сердитые.

— Ну, чего не поделили?

Ох и хитёр дедушка! Слышал небось, о чём спор, а спрашивает.

Только собрался Ромас ответить, а Рута тут как тут:

— Я тоже хочу скамейки для свадьбы красить!

— Не девчачье дело — красить! — кричит Ромас, наступая на Руту. — И не умеешь ты! Мы сами будем, с дедушкой!

— А ты умеешь? — не уступает Рута. — Вот дедушка нас и научит. Правда, дедушка?

Смешно дедушке смотреть, как они спорят. Он улыбается и молчит. Будто совсем и не его Рута спрашивает. А Ромасу кажется, что дед на его стороне, и он уже не кричит, а важно объясняет Руте:

— Красить скамейки — мужская работа. Ясно? Ты ступай на кухню. Может, и найдётся там для тебя дело.

— А я хочу красить! — упрямо возражает Рута и пытается взять у дедушки ведёрко.

— Не трогай! — кричит Ромас и сам хватается за дужку ведра.

— Ох, разольёшь! — говорит дедушка и отдаёт ему ведёрко с краской.

Тут уж Ромас окончательно чувствует себя победителем. Он несёт ведёрко и насмешливо кидает Руте:

— Говорю, иди на кухню! А скамейки красить тебе не дадут. Правда, дедушка?

Рута надула губы, насупилась, но упрямо шагает рядом.

— Нет, Ромас, — неожиданно говорит дедушка. — Пусть и она красит, если ей хочется. Одно плохо — кистей у нас мало: всего две. Придётся работать по очереди. Значит, ты, Рута, подождёшь, пока кто-нибудь из нас устанет.

— Подожду! — соглашается повеселевшая Рута.

— Не очень-то надейся. Я никогда не устану, — ворчит Ромас.

Скамейки, только что сколоченные дедушкой из строганых досок, белые и гладкие, стоят в саду под вишнями. Три длинные и четыре покороче. Солнышко печёт вовсю. Ветерок сюда не задувает. Жарко.

— Скинь рубашку-то, — велит дедушка. — И перемажешься меньше, и прохладнее будет.

Ромас снимает рубаху и, поплевав на ладони, берёт кисть:

— Ну, дедушка, давай наперегонки! Кто скорее! — весело кричит он.

— Так ведь никто нас не гонит, — отвечает дедушка, аккуратно макает в ведёрко кисть и проводит по скамейке ярко-зелёную полосу. — Главное — хорошо сделать дело.

Откуда ни возьмись, Гедрюс. Его только не хватало!

— Ох и вкусно же краска пахнет! — И тут же заявляет: — Дайте и мне покрасить. Я умею.