Юрий Бриль - Рядом с зоопарком

Как раз у юных техников что-то замкнуло — включилась «богатырская симфония» Бородина. Но опять-таки страшно замедленно — так что собравшиеся не могли по достоинству оценить классику.

Когда пена улеглась, все увидели, что Загнилена нет.

На этом официальная часть встречи закончилась. События тем не менее продолжали развиваться — хотя и неофициально.

Сантехник Боря, надо отдать ему должное, добыл керосин, что сделать непросто в большом городе, где давно в каждом доме газ и электричество. Нескладная Борина фигура промаячила по школьному двору, когда по телику начиналась передача «Спокойной ночи, малыши». А спустя, наверно, полчаса по неизвестной причине загорелся ларь, в котором хранились 32 швабры, искусно сделанные ребятами на уроках труда из ценных пород дерева… Находившийся рядом с этим ларем другой ларь, в котором хранились метлы, не пострадал. Школа также не пострадала.

После того как истаял последний дымок, уехали пожарники и разошлись зеваки, долгое время школьный двор был пуст, но вот, ошалело мигая синей лампочкой, въехала «скорая помощь». Из нее вылезли два врача в белых халатах и белых же колпаках. Постояли, покурили и уехали.

в которой взрослые подводят грустные итоги встречи и принимают ответственное решение.

Ночь была тревожной, многим в эту ночь не спалось — изводили дурные предчувствия. Ждали, как избавления, утра, но утро в этот день не наступило — ночь длилась 72 часа, как уже было однажды в 1883 году при извержении вулкана Кракатау. И, как при извержении вулкана, могли быть жертвы, поэтому Петр Никанорович распорядился, чтобы учителя не спрашивали. И учителя не спрашивали, они даже и не объясняли новый материал, а все уроки напролет читали классику, которая на примере художественных образов учит добру и справедливости. У Петра Никаноровича была еще мысль отпустить ребят пораньше домой, но этой мысли помешала другая мысль — впрочем, об этой, другой мысли позже.

Встреча как будто закончилась, но некоторые ее участники встретились на следующий день снова. Взяв отгулы, пришли папа и мама Феди Елкина. Пришла Диана Владимировна, поручив зубные дела своему заместителю.

Собравшись в кабинете директора, взрослые подводили грустные итоги встречи.

Петр Никанорович качнул большой головой, посмотрел на всех поверх роговых очков своими грустными коричневыми глазами.

— Как директор, м-мм… в общем-то неплохой, средней, школы, я далек от отчаяния, но эта история меня лично кое-чему научила.

— Боюсь, что эта история еще не кончилась, — Елена Ивановна расправила свитер, который вязала между делом Владимиру Константиновичу, — полрукава осталось.

— Как бы там ни было, этот день надолго останется в памяти, — сказал, трогая на лбу пластырь, Федин папа.

— Все было очень миленько, одно плохо — чучело исчезло. Как бы им кто не воспользовался в преступных целях, страшным таким, — сказала Диана Владимировна.

— Не думаю, что это возможно, — склонил голову директор, — но у меня была мысль, я распорядился, чтобы ребята поискали его в близлежащих дворах.

— А может, не надо было, — Елена Ивановна нервно отбросила вязанье, потому что путала петли. — Исчезло из школы — и слава богу! Мероприятие прошло, товарищи вот даже благодарность почти что объявляют… Знаете, исчезло, и мне как-то спокойнее на душе стало. Думаю, ну вот у нас в школе ничего уже плохого не произойдет.

— А у других, значит, пусть происходит?

— Почему вы считаете, что что-нибудь плохое обязательно должно произойти?

— Я так не считаю, но мало ли…

— А у меня сердце не на месте… Ну как же вы, Петр Никанорович, опытный педагог — и такое… — сказала Федина мама.

— Какое?..

— Отправили детей на поиски страшилища… Я не хочу сказать, что оно само по себе представляет какую-то опасность, но что творится вокруг! Или вы не замечаете? Уличные фонари перебиты, хулиганье распоясалось, проходу никому не дает. Надо немедленно вернуть детей!

— Как же я их верну? У меня их больше тысячи.

— Вы что же, всех послали? — спросил Федин папа.

— Нет, конечно, младшие классы давно дома.

— А наш Федя, значит, на улице, — сделала вывод Федина мама.

— Друзья, что это мы все так воспринимаем в мрачном свете?! — более или менее бодро сказал Петр Никанорович. — Ведь ничего, собственно… — Висевшая над его головой лампочка в скромном стеклянном абажуре мигнула… — Электростанция, наверно…

в которой Славик признает свой недостаток, но при этом рассуждает как неисправимый отличник.

По улицам толпами бродили школьники, прочесывали дворы, поднимались на чердаки, спускались в подвалы, искали Загнилена, но его и след простыл. Федя Елкин и Гриня Самойлов заглядывали даже в мусорные контейнеры — бесполезно.

— Уж эти мне взрослые! — в сердцах сказал Гриня. — Сами кашу заварят, а расхлебывать приходится нам.

— Да, не найти его.

Мимо прошла гопкомпания. Вид такой, словно потеряла выигравший лотерейный билет.

— Все-таки кто-то украл.

— Не эти же, — имея в виду гопкомпанию, сказал Федя.

— Куда им!

Проходя по школьному двору, Федя и Гриня приблизились к ларю, где лежали метлы.

— Заглянем, — сказал Федя.

— Туда не влезет, — сказал Гриня.

— Если клубочком…

— Ну его! — озлился Гриня. — Надоело! Пошли к Петру Никаноровичу, скажем, что не нашли.

Крышка ларя чуть-чуть приоткрылась и снова захлопнулась.

— Там он! — закричал Федя.

— Тю-тю, Загнилеша, — отступил Гриня, — хочешь конфету?

— Кирпичом его! — Федя поднял булыжник, пошел с ним к ларю.

— Я дам, кирпичом! — раздался чей-то очень знакомый голос. Крышка распахнулась, из ларя потихоньку вылез Славик. Был он в больничной пижаме, в руке деревянная сабелька и тощий узелок. — Это вы, что ли?

— Мы, — выпустил из рук Федя камень. — А это ты? Ты откуда? Ты ведь в больнице…

— Врачей нет? — шепотом спросил Славик.

— А что?

— Да удрал я.

— А как же аппендицит? — спросил Гриня.

— Нету, еще вчера вырезали.

— Теперь, может, человеком станешь, — сделал вывод Гриня.

— Почему это стану? А раньше я кем был?

— Ну не совсем, наверно… Аппендикс — это ведь рудимент. Он у нас от животного прошлого. Скорее всего, аппендикс и влиял на твою жадность.

— Я, что ли, правда жадный? — расстроился Славик.

— Жадный, Славик, жадный, — вздохнул Федя. — От жадности ты и заболел. Разделил бы конфеты на троих — и ничего бы не произошло, даже если бы с фантиками… молодые растущие организмы. В самый раз по килограмму на брата.

— От конфет, если хочешь, не бывает аппендицита.

— А может, у тебя его и не было? — сказал Гриня.