Владимир Великанов - Стригунки

Чертежный кружок приступил к занятиям. Ребята только и толковали, что о кроках, проекциях, масштабах и шрифтах. С каждым днем, как и рассчитывал учитель, в кружок приходили новые ребята.

Предложение ребят обрадовало Ивана Дмитриевича. В то же время он сомневался: не легкомысленно ли доверять детям чертежи автоматического завода? И все же он решился.

Каждый день к Фатееву стали приходить мальчики и девочки: бедовые и застенчивые, смекалистые и тугодумы. Чертежи иногда приходилось браковать, часто некоторые чертежи Иван Дмитриевич принимал скрепя сердце. Но он был счастлив. Счастлив тем, что дело двигалось вперед, что у него так много неутомимых помощников. Одно его тревожило: с каждым днем ему все труднее и труднее становилось делать сложные расчеты — не хватало знания высшей математики.

— Васька! Фатей! К тебе учитель идет! — на весь двор закричал Севка, соседский мальчишка, ученик четвертого класса той же школы, в которой учился Фатеев.

Отчаянный озорник, Севка всегда видел в приходе учителя начало неприятностей…

— Фатей! Прячься! Уже близко!

Но Вася, к великому удивлению Севки, не только не кинулся прочь, как в таких случаях делал сам Севка, а, наоборот, с улыбкой пошел навстречу учителю.

— Ну, показывай дорогу, — весело сказал Поликарп Александрович и последовал за Васей по шатким доскам, проложенным над канавками, которые были прорыты во дворе.

— Газ проводят, — объяснил Вася.

Дом, в котором жили Фатеевы, был деревянный. Перед домом — палисадник, где еще бурели прибитые первыми морозами и присыпанные снегом золотые шары. Четыре крылечка говорили о том, что в доме живут четыре семьи. Водопровода не было. Колонка находилась метрах в двадцати от ворот. Двор был обыкновенный московский дворик, какие рядом с новостройками еще нередко встречаются в этой окраинной части города.

Прежде чем попасть в комнату, где лежал Иван Дмитриевич, нужно было пройти по узкому темному коридорчику. Из кухни слышалось отчаянное шипение примуса, словно он знал, что доживает последние дни, и поэтому сердился.

Вася пропустил Поликарпа Александровича в комнату. Учитель видел Ивана Дмитриевича всего один раз, на родительском собрании, но сразу его узнал, хотя болезнь и операция сделали свое дело: Иван Дмитриевич был худ и бледен, но глаза его от этого горели еще ярче.

— К нам пришел Поликарп Александрович, папа.

— Очень рад. Садитесь, пожалуйста, — приветствовал Иван Дмитриевич гостя, а потом, взглянув на сына, дал понять, что хочет остаться вдвоем с учителем.

— Да, коварные бывают раны, — будто продолжая начатый разговор, сказал Поликарп Александрович. — Меня однажды слегка присыпало, и то до сих пор дает о себе знать.

— Я после ранения считал, что только одной ногой отделаюсь. А теперь вижу, что не одну, а обе ноги мне оторвало под Сандомиром.

— Сандомир, Варшава, Познань… Рядом ведь воевали, товарищ Фатеев.

— Рядом, — подтвердил Иван Дмитриевич. — Ну да ладно, дело прошлое… Вы извините меня, Поликарп Александрович. И не моя это затея. Ребятишки придумали, товарищи моего Васьки… Хорошие мальчишки! Вот доску сделали, эскизы мои перечерчивают. Трогательно…

А между тем Вася, выйдя во двор, томился от любопытства, как идет разговор. Ведь это он, Васька, пригласил учителя.

«Эх, Васька, мал ты еще у меня, — сказал ему однажды отец. — Был бы ты студентом, знал бы высшую математику. Мы бы с тобой горы своротили».

Тогда-то и пришла Васе мысль привлечь на помощь отцу Поликарпа Александровича.

Вася терпеливо ждал отцовского решения. И вот однажды отец дал ему странное задание — выяснить, коммунист ли Поликарп Александрович и давно ли работает в школе.

О том, сколько лет Поликарп Александрович работает в школе, Вася узнал просто. Сторож Антон Иванович охотно рассказал ему, что знает Климова уже лет пятнадцать, а то и больше. С 1937 года. Как построили эту школу.

Расспрашивать Антона Ивановича, состоит ли Климов в партии, Вася посчитал неудобным.

Перед уроком географии Вася направился в учительскую за картами. В учительской Васин взгляд упал на стенную газету «Коммунистическое воспитание». Передовая статья называлась: «На партийном собрании». «Если Поликарп Александрович член партии, то его фамилия в статье будет упоминаться», — решил Вася и стал читать статью.

Уже во втором абзаце Вася встретил фразу: «Секретарь партбюро товарищ Климов рассказал о политической учебе молодых коммунистов…»

«Не только коммунист, но даже секретарь!» Дальше можно было и не читать, но статья Васю заинтересовала. Из нее он узнал, что делопроизводителя Екатерину Михайловну недавно приняли в партию. А рекомендовали ее Поликарп Александрович, учительница химии и — Вася не верил своим глазам — школьный сторож Антон Иванович!

«Вот это да! Он тоже, оказывается, партийный! А я-то думал — сторож, и все…»

…Отец внимательно выслушал Васино сообщение и сказал:

— Если Поликарп Александрович парторг — значит, человек он настоящий. Ты вот что, сынок, поговори с Поликарпом Александровичем с глазу на глаз…

Весь день Вася выбирал удобный момент для разговора с учителем и дотянул до последнего урока. Поликарп Александрович уже направился к выходу, когда Вася остановил его:

— Поликарп Александрович, мне надо с вами поговорить.

Увидев, что Вася волнуется, Поликарп Александрович встревожился: «Уж не случилось ли чего-нибудь?»

Учитель предложил зайти в свободный класс. Просматривая наброски Фатеева, которые перечерчивали его ученики, Поликарп Александрович понял, что Васин отец в математике не силен и вряд ли сможет довести до конца свой проект. Поэтому Васина просьба помочь отцу обрадовала учителя.

— Напомни-ка мне адрес, — сказал учитель, — сегодня в три приду к вам. Скажи папе, что я с удовольствием помогу ему, если, конечно, у меня хватит для этого знаний. Ведь я все-таки не инженер.

…И вот Климов беседует с отцом.

Васю терзает желание узнать, о чем Поликарп Александрович говорит с ним.

«Подслушивать разговор нельзя, посмотреть издали можно», — решил Вася и вмиг очутился на дубке, стоявшем напротив окна, шагах в двадцати.

Севка, прохаживаясь под деревом, тоже умирал от нетерпения и любопытства.

— Что они там делают-то?

— Уйди, а то… — пригрозил Вася.

Но Севка не уходил.

Незаметно спустились сумерки. Забыв в пылу разговора о своем несчастье, Иван Дмитриевич хотел включить свет. Он приподнялся на култышках, и это вернуло его на землю.

— Да, трудновато будет мне… — вздохнул он.