Шандор Тот - Второе рождение Жолта Керекеша

Жолт в тот же день уехал домой.

Поздоровавшись с отцом на ходу, он бросился в холл.

— Где же этот удивительный пес? — спросил он.

Зебулон, учащенно дыша, кинулся к нему со всех ног. На спине его проступали позвонки, живот обвис, и все ребра были наперечет.

— Дай же я на тебя посмотрю! — сказал Жолт.

Зебулон встал на задние лапы, передние положил Жолту на грудь и, откинув назад голову, с немым обожанием смотрел в лицо хозяину.

Жолт с некоторой неловкостью принял это неистовое проявление любви и, учитывая, что они не одни — отец и Тибор стояли рядом, — тихо бранил щенка. А сам в это время гладил его большие бархатистые уши.

— Ну, что это за капризы, Зебулон? Почему ты не ешь? Ах, как ты похудел! Ты же превратился в дохлятину! Надо есть!

— Бесценная собака! Ни одной сардельки не съела, — сказал двусмысленно Тибор.

Жолту пришлось уделить часть внимания и отцу, так как его изумление заслуживало ничуть не меньшего интереса, чем восторг Зебулона. «Папа не понимает, за что так любит меня собака, и он прав. Но кто это может понять?»

Слегка конфузясь, Керекеш объяснял, что каждый день выводил щенка на прогулку, но гулянье Зебулона не радовало и он все время рвался домой. Дома он обнюхивал углы, словно подозревал, что тот, кого он ищет, ловко спрятался от него; потом уныло укладывался в холле и время от времени скулил так, что разрывалось сердце. Когда его выводили во двор, он забивался в зеленую будку и отказывался от пищи.

— А воду он пил?

— Всего раз или два.

— Сейчас мы посмотрим, болен ты, Зебулон, или здоров.

Жолт принялся готовить обед. Налил в большую белую миску молока, размочил в нем куски хлеба с маслом, потом добавил витаминизированный концентрат для собак, имеющий вкус говядины.

Зебулон в нерешительности помахивал хвостом и к миске не приближался.

— Ешь, Зебу, это твое, — сказал ему Жолт.

И тогда Зебулон, очень довольный, накинулся на еду.

— Да он совершенно здоров. Просто он по тебе тосковал, — сказал Керекеш.

Вечером, прихватив грубошерстное одеяло, Жолт прокрался в холл, улегся на ковер неподалеку от Зебулона и стал поглаживать его черные мягкие уши. Сердце мальчика сильно стучало, а по лицу расплывалась улыбка, когда он слышал глухое довольное ворчание Зебулона.

— Теперь, когда я дома, тебе стало лучше? — спросил он шепотом.

Зебулон вздохнул и с наслаждением потянулся, коснувшись передними лапами шеи Жолта.

— Да не лягайся ты, козлотур! — выбранил его Жолт. — Разве можно так спать!

Тем не менее он заснул и спал всю ночь крепко. А утром Тибор споткнулся о его ноги.

— Это ты? Ты? Спишь на полу с собакой? — запинаясь от возмущения, говорил Тибор.

— В комнате было жарко, — пробормотал Жолт и выскользнул потихоньку из холла.

— Спать на полу! И где? В доме врача! Это же, можно сказать, патология! Да, патология!

В ванной Жолт слегка ополоснул лицо и оделся. Зебулон нетерпеливо бил лапой, визжал и рвался скорей на прогулку.

— Тише! — строго прикрикнул на него Жолт. — Говори лишь в том случае, когда я тебя спрашиваю!

— А что он тебе говорит? — спросил из комнаты голос Магды.

— Что я слишком долго копаюсь и ему непонятно, почему мы еще не мчимся как угорелые по склону горы.

Магда выглянула из двери и засмеялась, Зебулон мычал, как теленок, но все, что он хотел сказать, Жолту было совершенно понятно.

Наступил сентябрь, и Жолта вдруг стало тяготить одиночество. Каждое утро он с грустью смотрел в окно, где по улице, крича и размахивая портфелями, шли мальчишки и семенили девчонки в синих фартуках. Только после восьми он, крадучись, выбирался из дому. Безграничная свобода постепенно утрачивала для него свою прелесть, его все реже манили к себе высокие горы, девственные лужайки и лесные тропы.

Больше всего времени Жолт проводил на склоне холма, нависавшем над Куруцлешской дорогой. Он с любопытством наблюдал за Зебулоном. который всегда бывал чем-нибудь занят и никогда не скучал. Жолт пытался понять, что именно заставляет собаку приспосабливаться к одной-единственной, такой беспокойной роли — служить человеку. Зебулона, как и множество других собак, совсем не надо было учить стремглав мчаться на зов хозяина. Одним глазом он постоянно поглядывал назад, и даже охотничий азарт — когда он гнался за куропаткой, кошкой или фазаном — захватывал его лишь до тех пор, пока он не выбегал за круг радиусом метров в двести, незримо очерченный вокруг Жолта. Стоило ему оказаться за этой чертой, и он, словно бы по тревожному звонку, притормаживал и быстро трусил назад, поглядывая на мальчика вопросительно и преданно. Когда Жолт останавливался, Зебулон суживал круг метров до сорока и сразу же находил себе дело: свежевал ветку, зажав ее между передними лапами, будто «трепал перо»; ветка, очевидно, была для него как бы символом дикой утки, куропатки или фазана. Вот так бы он расправился с птицей, если б это было позволено. Зебулон не раз уже ловил куропаток, по отпускал их по первому слову хозяина. Правда, с видом немного разочарованным.

Теперь Жолт все чаще часами лежал на траве, с грустью глядя на яблоки цвета киновари, на продолговатые, светящиеся голубоватым налетом сливы, на пчел, собиравших взяток с цветов люцерны, на скользящего ужа, на ящерицу, уставившуюся в небо, но в глазах его редко вспыхивал огонек жадного любопытства; в коробке барахтались и жужжали всего три тоскующих жука — у него пропала даже охота собирать коллекцию.

Жолт стал заниматься тем, чем никогда прежде не занимался: он размышлял о своем будущем.

Была середина сентября; около полудня Жолт в особенно подавленном настроении взбирался наверх, на территорию производственного кооператива «Хризантема».

Миновав заржавевшую дощечку с надписью «Посторонним вход запрещен», он вошел и сквозь кусты и чахлые ели добрался до запущенного и все же плодоносящего фруктового сада. Минуя сад, он вышел к началу Зуглигетского леса.

— Посторонние, — бормотал Жолт. — Только посторонние сюда и таскаются, особенно по субботам и воскресеньям, а члены кооператива, как видно, редко заглядывают, чтоб опрыскать деревья или скосить траву; деревья уничтожают черви и экскурсанты. А трава вымахала до пояса.

Он стащил с себя свитер и под тусклыми лучами нежаркого солнца, весь красный, распаренный, стал взбираться на Янош-гору. На холме, в океане листвы, переплелись два цвета: зеленый и желтый. Еще вчера во всем было больше сияния: испарения, словно устремившийся к небу прозрачный дрожащий ливень, окутали золотые листья, сделали серовато-коричневыми черные ветки и перемешали запахи земли, травы и прелой прошлогодней листвы.

Зебулон — это было видно по его умной морде — пытался разобраться в волнах запахов и как-то их разделить, но главное его внимание было приковано к Жолту, будто он спрашивал: отдохнем с тобой здесь или помчимся на вершину Ху?няди? Ага, мы останемся здесь. Вот и отлично.