Шандор Тот - Второе рождение Жолта Керекеша

— Что-то должно случиться, Зебу, что-то дьявольски интересное, потому что мозги у меня закрутились совсем по-другому. Но само по себе ничего не бывает. Я должен за себя взяться сам и что-то свершить, понимаешь? Сам, сам, без помощи Амбруша. Стало быть, с ним покончено, я списал его с корабля. Простись с Амбрушем, Зебулон!

Зебулон дважды настойчиво пролаял. Лай этот требовал от Жолта улыбки.

И Жолт улыбнулся одними глазами.

— Ну, посмотрим, что будет! — решительно сказал он. — Пошли!

Еще несколько часов они бродили в горах, взобрались на вершину Хуняди, потом, делая большой крюк, поднялись на гору Са?бадшаг. Жолт купил в лавочке дешевую колбаску для Зебулона, а для себя — молоко и свежий хлеб. Молоко он выпил залпом, хлеб пожевал без аппетита и остатки отдал собаке — Зебулон их сразу умял.

Ва?рошмайор погрузился уже в белесовато-серую мглу, детская площадка была тиха и пустынна. Светлой лентой вилась асфальтовая дорога. Жолт, напрягая зрение, вглядывался в прохожих.

Теперь ему должно повезти. Хотя бы чуточку повезти. Он всмотрелся в циферблат своих дурацких часов, закрашенных красной краской, было около шести. А когда поднял голову, прямо перед ним, метрах в двух, стояла та, кого он так долго и терпеливо ждал, — Ольга. В синих брюках и синем пуловере.

Ольга удивилась не меньше, чем он. Глаза ее расширились, лицо засветилось радостью, и она пошла к нему мелкими, как у японки, шажками.

— Жоли! Милый!

Это «милый» проникло в самое сердце Жолта. В самом буквальном смысле слова. Что же это?

— Чао, Ольга, — сказал он и, верный своей детской привычке, отбил ступней ритм фразы.

— Мы ведь встретились совершенно случайно? — спросила Ольга, подходя к нему медленно-медленно, словно старалась продлить радость нежданной встречи.

— Конечно, — ответил Жолт.

Он был переполнен счастьем. Вот перед ним ее сияющее лицо, вот ее руки… Но тут между ними вклинился Зебулон, стал на задние лапы, а передние осторожно положил на плечи девочки.

Ольга торопливо погладила его бархатистые уши, затем чуть нетерпеливо отступила назад.

— Хорошо, хорошо, Зебу, — сказала она.

Жолт, стараясь выиграть время, на миг сердито прислушался к своему горлу: в нем было чисто и дышалось легко.

— Как ты? — спросила Ольга.

Вопрос был не важен, важно было другое: она взяла в ладони его лицо и мягко коснулась его губами.

— О'кэй, — сказал Жолт, — все уже совершенно о-к… — Он не закончил фразу, потому что почувствовал вдруг на губах ее губы.

Он даже вздрогнул от этого еще неведомого ему ощущения, а Ольга поцеловала его еще раз. Жолт встал на цыпочки и обнял ее за плечи. Несколько секунд, дрожа как в лихорадке, он держал в руках целый ворох живой, дышащей радости. «Такого со мной еще не бывало, — думал он, — ни разу в жизни еще не бывало и не могло быть. Выходит, я все же не тля, наконец я что-то свершил».

Ольга быстро перевела дыхание, заглянула на миг в глаза Жолту и отступила.

Жолт опять вздрогнул. Он и сам не знал отчего: от рыданий или от смеха.

— У-ух! — задохнувшись, простонал он тоненьким голосом.

Ольга засмеялась. Они засмеялись оба, чуть нервно, но весело, с облегчением, как люди, которым удалось пройти вместе тяжкое испытание.

— Значит, у-ух? — спросила она.

— Да. И даже больше, — застенчиво улыбаясь, ответил Жолт.

— Что же больше? Скажи!

— Удача. Хочешь устроить экзамен?

— Что за глупости! Я страшно рада, что могу быть для тебя удачей. Значит, правда, что я удача?

— Да. Именно ты.

— Для тебя?

— Может быть, для кого-то еще?

— Нет, нет, нет!

— Три раза?

— Целых три. Теперь я счастлива почти так же, как мать, нашедшая сына.

— Да что ты?!

— А что? Это ведь только сравнение. Зачем же ты, мой старый друг, так мне отвечаешь?

— Потому что мне не хочется быть старым. Лучше я буду новым.

— Хорошо. Но сначала я на тебя посмотрю. Подойди сюда, под фонарь, здесь светлее. Ты и правда стал совсем новый, как будто тебя подменили.

На какой-то миг пальцы Ольги закрыли его глаза.

— Вот так новости! Усы! У тебя отросли усы! Черные, крохотные… Ой, какие мягкие усики!

Жолт, совсем поглупев, стерпел и это настойчиво-нежное прикосновение пальцев к своим губам, и у него появилось вдруг странное ощущение своей «шоколадности».

«Сейчас здесь под фонарем меня станут посасывать, как шоколадку», — со смешинкой подумал он, но все же не шевельнулся.

Горло его ничто не стесняло, язык был послушен — да он бы сейчас первоклассной скороговоркой отбарабанил любые стихи.

Ольга взяла его под руку.

— Давай погуляем. Я люблю гулять под вечер, в сумерках.

— Где? Там? И мы с Зебу любим прогулки в таких местах. Пошли, Зебулон. И не волнуйся: людей здесь нет.

— А кто же здесь? — спросила Ольга.

— Тени. И статуи. Черных статуй больше всего. А то, что статуи движутся, не в счет. Их можно остановить, как в кинофильме.

— Значит, Зебулон видит то, что ты хочешь?

— Не только Зебулон, но и ты.

Жолт наслаждался сознанием, что «под вечер, в сумерках» он разговаривает совершенно свободно. И слегка пожал руку Ольги.

— Скажи, что ты там видишь, под фонарем? — спросил он тихо.

— Что вижу? Скамью. А рядом парня и девушку. Они обнимаются.

— Ничего подобного. Это казак-кавалерист. Он в длинной черной бурке. Видишь: у него квадратные плечи.

— И правда. А лошадь лежит.

— Не лежит, а несется вскачь. Смотреть надо снизу.

— Здорово! А теперь там Балканский полуостров.

— Тебе всегда видится географическая карта.

— Потому что я хочу стать учительницей. Преподавать географию.

Жолт онемел. И не желал отзываться. «Его будущее», о котором столько твердил отец, сегодня к нему придвинулось ближе, но в то же время он отчетливо сознавал, что, заговори он сейчас о будущем, каждое его слово будет безудержным бахвальством, а перед Ольгой он бахвалиться не хотел.

Они брели по дороге, развлекаясь игрой теней, но вдруг позади эстрады Ольга остановилась.

— А ведь я совсем не удачлива, Жоли. С тех пор как я вернулась из Ши?офока, я каждый день ходила вокруг скамьи, где тебя укусила Кристи. Уже неделя… наверняка.

— Ты была в Шиофоке?

— В Шиофоке я думала непрерывно о том… — Она оборвала фразу.

Жолт упрямо молчал. Ольга тихонько засмеялась:

— А папочка в доме отдыха следил за мною в бинокль.

— Я так и знал, что у него есть бинокль.

— Раньше я папу очень любила. Целыми часами дожидалась его на площади Се?на. Я его и теперь люблю, но уже не так сильно.

Это была тема, которую Жолт ненавидел всей душой. Он считал, что часовщик с его подзорной трубой — случай весьма примитивный. Но Ольга, к сожалению, не мальчишка, она даже не представляет, как разделаться с этой трубой. На миг Жолт прислушался к себе: что у него там внутри — там было спокойно. Ольга поглядывала на него украдкой с непривычно смущенной улыбкой.