Джоанн Роулинг - Гарри Поттер и Принц-Полукровка (пер. Эм. Тасамая)

— …не удивлюсь, если в ближайшие двадцать лет ты станешь министром магии. Пятнадцать, если будешь продолжать присылать ананасы: у меня прекрасные связи в министерстве.

Все расхохотались, а Том Реддль лишь слегка улыбнулся. Хотя он был отнюдь не самый старший, на него явно смотрели как на лидера.

— Не уверен, сэр, что интересуюсь политикой, — сказал он, когда смех прекратился. — А кроме того, у меня сомнительное происхождение.

Двое или трое из ребят с улыбкой переглянулись. Стало понятно, что в их кругу бытует некая шутка о знатном происхождении их предводителя — очевидно, они что-то знали или подозревали.

— Чепуха, — легкомысленно отмахнулся Дивангард, — всем ясней ясного, что ты родом из приличной колдовской семьи; при твоих-то способностях. Нет, Том, ты далеко пойдешь, тут я еще никогда не ошибался.

Маленькие золотые часы на письменном столе пробили одиннадцать; учитель посмотрел назад.

— Святое небо, уже так поздно? Пора, ребята, иначе нам всем влетит. Лестранг, завтра утром я жду сочинение — или ты получишь взыскание. То же касается Эйвери.

Мальчики потянулись к выходу. Дивангард грузно поднялся с кресла и отнес пустой бокал на письменный стол. Шорох за спиной заставил его обернуться; там стоял Реддль.

— Будь осторожен, Том, ты же не хочешь, чтобы тебя поймали вне спальни в такое время, ты ведь у нас староста…

— Сэр, я хотел вас кое о чем спросить.

— Тогда спрашивай скорей, мой мальчик, спрашивай…

— Сэр, мне интересно, знаете ли вы что-нибудь об… окаянтах?

Дивангард уставился на него, рассеянно поглаживая толстыми пальцами ножку бокала.

— Задание по защите от сил зла?

Однако он, вне всякого сомнения, прекрасно понимал, что вопрос не имел отношения к учебе.

— Не совсем, сэр, — ответил Реддль. — Просто… наткнулся в книге и не очень-то понял, что это такое.

— М-да… разумеется… надо сильно постараться, чтобы найти к «Хогварце» книгу о сущности окаянтов. Это из области самой черной магии, наичернейшей, Том, — сказал Дивангард.

— Но вы ведь о них все знаете, да, сэр? В смысле, колдун такого масштаба… разумеется, если вы не можете рассказать, то, конечно… просто кому и знать, как не вам… вот я и подумал, дай спрошу…

Великолепно сыграно, невольно восхитился Гарри; нерешительность, небрежное любопытство, осторожная лесть — все в меру. Гарри самому часто приходилось выпытывать разные сведения у людей, не желавших ими делиться, и он не мог не оценить мастерства Реддля. Было видно, что ответ на вопрос нужен ему позарез, и возможно, он давным-давно дожидался подходящего момента.

— Что ж, — проговорил Дивангард, не глядя на Реддля и поигрывая ленточкой, украшавшей крышку коробки с ананасовыми цукатами, — краткая справка, конечно, не повредит. Для общего развития. Окаянт — предмет, в котором человек прячет часть своей души.

— Как это? Я не вполне понимаю, сэр, — сказал Реддль.

Он прекрасно владел голосом, но Гарри все равно чувствовал его волнение.

— Представь: ты расщепляешь душу, — объяснил Дивангард, — и помещаешь одну из частей в некий предмет вне своего тела. Тогда, даже если тело как-либо пострадает или будет уничтожено, на земле останется неповрежденная часть души. Но, конечно, существовать в таком виде…

Дивангард поморщился, а Гарри невольно вспомнил слова, которые слышал почти два года назад: « Я потерял связь со своим телом, я стал меньше чем дух, меньше чем призрак… и тем не менее, я был жив ».

— … хотели бы немногие, Том, очень немногие. Смерть куда предпочтительней.

Но жадное любопытство Реддля стало теперь очевидно; его глаза горели алчным огнем, он больше не мог скрывать своего интереса.

— А как расщепить душу?

— Видишь ли, — смущенно ответил Дивангард, — следует понимать, что вообще-то душа должна оставаться единой и неделимой. А расщепление ее — акт насильственный и противоестественный.

— Но как это делается?

— С помощью злодеяния, самого страшного — убийства. Оно разрывает душу на части, чем и пользуются для создания окаянтов: оторванную часть души помещают…

— Помещают? Но как…?

— Есть какое-то заклинание, не спрашивай, я не знаю! — вскричал Дивангард, мотая головой, как слон, которого одолели москиты. — Я что, похож на человека, который пробовал этим заниматься — на убийцу?

— Что вы, сэр, конечно, нет, — поспешно заверил Реддль. — Простите… не хотел вас обидеть…

— Ладно, ладно, я не обиделся, — проворчал Дивангард. — Такие вещи естественно вызывают любопытство… колдунов определенного калибра всегда волновал этот аспект магии…

— Да, сэр, — согласился Реддль. — Но я все равно не понимаю… просто любопытно… какой прок от одного окаянта? Душу можно расщепить только раз? Не лучше ли, не надежней, расщепить душу на большее количество частей? Например, семь — самое могущественное волшебное число, не будет ли семь…?

— Мерлинова борода, Том! — взвизгнул Дивангард. — Семь! Одно убийство и то плохо! И вообще… разорвать душу уже преступление… но на семь частей…

Дивангард очень разволновался и смотрел на Реддля так, словно никогда его раньше не видел, явно жалея, что вообще согласился на разговор.

— Наша дискуссия, конечно, — пробормотал он, — носит чисто гипотетический характер, так ведь? Научный…

— Да, сэр, разумеется, — быстро ответил Реддль.

— И все-таки, Том… пожалуйста, молчи о нашей беседе... вряд ли кому-то понравится, что мы обсуждали окаянты. Видишь ли, в «Хогварце» эта тема под запретом… Думбльдор здесь особенно строг…

— Я буду нем как рыба, сэр, — пообещал Реддль и ушел, но Гарри успел увидеть его лицо, выражавшее безумное счастье — совсем как в тот миг, когда он узнал о своих колдовских способностях; счастье, которое почему-то не красило его прекрасных черт, но, напротив, делало их менее человеческими…

— Спасибо, Гарри, — тихо произнес Думбльдор. — Пойдем…

Когда Гарри вернулся в его кабинет, директор уже сидел за письменным столом. Гарри тоже сел и стал ждать, что скажет Думбльдор.

— Я давно мечтал раздобыть это свидетельство, — наконец заговорил тот. — Оно подтверждает, что я прав — но также показывает, сколько нам еще предстоит сделать…

Гарри вдруг заметил, что бывшие директора и директрисы все до единого проснулись и прислушиваются к их разговору; один из них, толстый красноносый колдун, даже вытащил слуховой рожок.

— Итак, Гарри, — продолжал Думбльдор. — Ты, конечно, понимаешь все значение того, что мы слышали. Уже в твоем возрасте Том Реддль готов был сделать все мыслимое и немыслимое для обеспечения собственного бессмертия.

— Сэр, так вы считаете, что ему это удалось? — спросил Гарри. — Он создал окаянт? Поэтому он не умер, когда пытался убить меня? Где-то у него был спрятан окаянт? И часть его души сохранилась?