Нина Семушина - Те, которых не бывает [litres]

Праздничного настроения, впрочем, не было совершенно. Новый год предстояло встречать в пустой квартире вдвоём с младшей: Наташа со старшей всё ещё лежали в больнице в Москве. Каждый вечер они звонили домой – Наташа жаловалась на тараканов и медицинскую неопределённость, зато старшая, напротив, уже нашла себе целую кучу приятелей (двое из них не говорили по-русски, один из них оказался глухим, но детям это, разумеется, совершенно не мешало), научилась переводить рисунки через копировальную бумагу, обожала какие-то пряники в шоколаде, которых в Перми не было, и серьёзно рассчитывала, что останется жить в НИИ педиатрии навсегда, даже если для этого нужно каждый день сдавать кровь.

Зато младшая с каждым днём ныла всё сильнее, рвалась в Москву (кажется, не столько за сестрой, сколько за телевизионной рекламой «Макдоналдса»!) и рисовала Кремль. Поскольку Кремль в основном встречался ей в старых энциклопедиях или на чёрно-белом экране, он получился синим, и эта синева разрывала шаблон и Серёгино сердце. Как и то, что он ежедневно после работы забирал дочь из садика самой последней, каждый раз стараясь не реагировать на комментарии воспитательниц на тему того, что отец он так себе. И вот теперь завтра Новый год, а ёлки нет. Никакой.

– Папа, смотри!

Младшая, конечно, думала, что они просто гуляют, – но на самом деле они обошли уже все известные Серёге места, но ёлочные базары были пусты. Кое-где валялись обломки веток, но даже из них собрать что-то хотя бы немного похожее на дерево казалось невозможным. Отличный Новый год. А воспитательницы из детского сада, похоже, правы насчёт того, что с отцом девчонкам не повезло.

– Папа, да ну посмотри! – Дочь изо всех сил тянула его за рукав пальто. Серёга обернулся: на качелях на детской площадке, обычно полной народу, но сейчас пустой, сидел какой-то совершенно скрюченный мальчик, которого с трудом раскачивала, видимо, мама или бабушка в сером платке поверх скатавшейся шубы, – словно почувствовав взгляд, она резко повернулась к наблюдателям спиной. Безысходная картина отлично вписывалась в Серёгину тоску.

– Что такое? Пальцем нехорошо показывать.

– Ну папа, – заныла девочка и начала тянуть ещё сильнее. – Ты туда смотри, вон! Качели!

Женщина у качелей как будто сжалась и стала меньше ростом. Мальчик оглянулся на них и смерил Серёгу колючим взглядом, прекрасно понятным даже издали. Серёга не отвёл глаза: за годы по больницам с девчонками он насмотрелся на всякое. Пацан, судя по всему, тоже – но только он сейчас ощетинился зря.

Дело-то не в нём. Что с мальчиком что-то может быть не в порядке, младшая даже и не заметила. Да если и заметила, ей наплевать. Может, отец он и так себе, но уж этому-то дочь научил. А вот бороться с нетерпением и гиперактивностью нет. По крайней мере, младшая уже неслась к качелям, проваливаясь в глубокий снег (когда только успел нападать?), похожая на маленького снеговика в вязаной шапке.

– Папа сейчас и тебя покачает, – радостно сообщила она мальчику на качелях. – Он знаешь какой сильный?

Мальчик и женщина посмотрели на Серёгу – он удивлённо, она с сомнением. Серёга вздохнул: он не отличался силой, ему совершенно не хотелось никого качать, но качели отдаляли тот омерзительный момент, когда младшая вбежит в комнату, а там нет ёлки.

Пошёл крупный снег. Качели со скрипом взлетали ему навстречу. Все молчали.

– Недавно переехали? – поинтересовался Серёга, раскачивая сразу обе части качелей. Женщина раздражённо пожала плечами:

– Всю жизнь тут живём. Мы просто не выходим. Трудно, знаете ли. Особенно осенью – зимой.

– Знаем.

– Конечно, не знаете – откуда вам знать? – Женщина презрительно улыбнулась Серёге из глубины своего отчаяния.

– Как скажете. – Серёга пожал плечами. Он мог бы, конечно, сказать, что коляски у них нет и таскать старшую по лестнице на руках тоже то ещё удовольствие, но мериться безднами отчаяния – это безнадёжное и, главное, бесполезное дело. Женщина молчала. Он тоже.

Надо было идти домой. В старом облезлом доме над детской площадкой горели все окна, кроме двух на пятом этаже – в первом и в четвёртом подъездах. Серёга с тоской посмотрел на своё.

– Это ваше? – спросил парень на качелях.

– Ага. Второе, вон то, ваше?

– Ага.

Опять наступила тишина – но уже не такая неудобная. Младшая молчала – опять уши греет и снежинки ест, вечно она так делает.

– Соседи, значит. Я Сергей, – сказал Серёга.

– Елисей, – представился мальчик.

– Как королевич! – наконец подала голос младшая. – Класс! А я Иляна!

– О-о, ты тоже из сказки! Я читал!

Невидимая струна напряжения лопнула окончательно. Дети на качелях легко перелетели коммуникативный барьер. Родители стояли, переминаясь с ноги на ногу, и не решались заговорить.

– Имя редкое, – наконец произнесла женщина. – Вы румыны?

– А вы из тридевятого царства? – Серёга усмехнулся.

– Вы ведь родились в четвёртой медсанчасти? – с интонацией сыщика из сериалов на НТВ воскликнула женщина. – То есть ваша девочка?

– Там. – Серёга удивлённо поднял брови. – Но почему…

– Потому что с нами, как оказалось, в палате лежали Василиса и Еруслан.

– Еруслан, надеюсь, Лазаревич? – деловито уточнил Серёга.

– Моисеевич.

– Бывает.

Что тут скажешь? Не говорить же, что в сравнении с тем, как зовут их старшую, Еруслану Моисеевичу страшно повезло.

– Макс, дорогой, пожалуйста, ну один раз! Ты можешь один раз у нас переночевать? Я понимаю, что у тебя планы, но мы не можем его с собой повезти, это опасно. Что? Дома оставить? Ты не представляешь, во что дом превратится, мы только-только сделали ремонт после того, как они разожгли костёр в большой комнате на ковре!

Ян издал горестный вопль и запустил тапкой в кота. Кот лениво зашипел – он уже давно привык к появляющимся из ниоткуда тапкам. Впрочем, по сравнению с экспериментами по производству золота путём плавления фольги от шоколадок, или инсценировкой Цусимского сражения в ванне ( корабли были игрушечные, бумажные, а вот огонь нет, и поражённый врагами броненосец «Сисой Великий» подпалил и занавеску ), или даже игрой в полярную экспедицию Роберта Скотта на ковре в большой комнате ( да, костёр пришлось разжечь, но экспедиция же погибала от холода, при чём тут ковёр, мама, ты не понимаешь ) появляющаяся из ниоткуда тапка была безобидной шалостью.

С детства не переносивший плохих финалов, Ян Малинин давно осознал свою миссию в этом мире: поддерживать неудачников, поэтому он никогда не играл в победителей. Да, русский флот потерпел поражение в Цусимском сражении, Роберт Скотт дошёл до полюса вторым и погиб по пути обратно, алхимики вообще не получили своё золото, ну так что же? Не играть в них никому?