Нина Семушина - Те, которых не бывает [litres]

– Насколько она старше? – улыбнулась Гуля. – На пару лет?

– На два часа, – усмехнулся Серёга. – Но для меня это было как пара лет, это точно.

Надо было брать спящую младшую и нести домой – завтра рано утром в садик, это опять будет концерт – не хочу, не пойду, спать буду… Ещё и ёлки нет. И ведь это всё он виноват. Наташка столько лет его просила купить уже искусственную, а он упирался: традиция, ёлка должна быть живая, и у его бабушки так было, и у родителей, теперь и у него должно быть. И какая разница, что с рождением не слишком здоровых детей все немногочисленные родственники куда-то разом подевались и даже некого позвать на эту живую ёлку посмотреть? Давно надо было купить. Но задним-то умом все крепки, это известное дело.

– Ты знаешь, а этот Оле-Лукойе всё ещё работает там, в больнице, – сказала Гуля. – Потому что они всё ещё называют детей сказочными именами. И я все эти годы думаю – а кто это был? Может, он ходит по больнице, как профессор, и выписывает людям рецепты на сны. Сказки народов мира, принимать по два часа каждую ночь до наступления улучшения. И, как алхимик, подмешивает что-то в капельницу. Или, может, это старенькая буфетчица за ужином смотрит, кто особо грустный, и в чай ему волшебный сахар кладёт какой-нибудь? Моисей, который папа Русланчика, когда мы всё это выяснили, даже на практику из мединститута пошел специально в эту больницу. Следил, говорит, за всеми и каждым – и ничего не понял. Все, говорит, хорошие люди. Просто каждый по-своему. Даже злобный сторож на проходной, наверное. А я иногда думаю: что бы я сказала ему или ей, если бы встретила? И только глупости на ум приходят: вроде того что, может, надо же теперь какие-то более современные сказки читать, может, ему надо новых книжек принести?

– А я бы сказал спасибо. – Серёга усмехнулся. – Я всё думал-думал: откуда я знаю столько сказок? В детстве же не читал их, конечно. А так пригодилось девчонкам рассказывать. Только я думаю, что ему не очень нужно наше спасибо и наши книжки – но хорошо, если он есть. А если и нет никакого волшебника, и этот папа прав, и просто все хорошие, то так даже ещё лучше. Тогда получается, что каждый может быть волшебником.

Самый тёмный час всегда перед рассветом. Впрочем, сегодня ждать рассвета не было уже ни сил, ни возможности, и никакого избавления он принести просто не мог. Макс сидел на полу своей разорённой ординаторской и курил.

Книги не было нигде. Он обыскал всю больницу, но напрасно – никаких следов ни Книги, ни брата. Он пытался дозвониться в Казань Рашиду Султановичу, но тот, очевидно, был у дочери. Он обзвонил всех друзей Яна и даже дал телеграмму маме в заповедник. Он позвонил в милицию, он поднял всех знакомых в больницах, но парня никто не видел. Он просто исчез. А когда исчезает невидимый, это катастрофа.

Куда он пропал, что с ним случилось там, в зимнем городе, где его, невидимого, никто никогда не найдёт? И всё из-за него. Надо было стерпеть и эти ботинки, и все его прошлые проделки и поговорить с ним – объяснить, что это за Книга, почему её нельзя трогать. Может, попросить его помощи – как у большого. Может, он бы тогда раз в жизни прислушался – Макс сам был тот ещё тот паршивец и хулиган, но даже у него было сердце. Не может же его не быть у мелкого брата? Неужели всё-таки может?

Он переборол свою гордость и позвонил Лии – Ян не приходил к ней. С одной стороны, это утешало: значит, он всё-таки не попал пока в безвыходную ситуацию, которая привела бы его в Дом. Макс ожидал, что Лия обольёт его презрением (и будет права), – но она обещала, что не ляжет сегодня спать, чтобы все, кому приснятся кошмары, хотя бы могли поговорить с ней по телефону, и предложила приехать к ней после дежурства, чтобы он мог поспать хотя бы там.

– Я помогу тебе поспать без сновидений, – сказала она, и тут Макс разрыдался.

– Я вообще, кажется, не смогу больше спать, Лия.

– Не загадывай. – Кажется, Лия улыбнулась на том конце провода. – И не ешь себя раньше времени. Может, там сейчас у кого-то во сне происходит что-то, что изменит его жизнь навсегда – или, например, твою. Или мою. И – кто знает, может, изменит к лучшему?

Да к какому лучшему! Завтра утром он увидит новости про пациентов больницы – кому-то станет хуже из-за плохого сна. Кто-то уже не проснётся, и на его, Макса, совести будет то, что этот последний сон оказался плохим. Пётр Петрович его, конечно, уволит – и правильно сделает. Рашид Султанович будет безутешен. А главой профсоюза волшебников должна быть Лия. Он завтра же сложит с себя полномочия, и справедливость восторжествует. Только вот она уже ничего не исправит. И никто ничего уже не исправит. Потому что если Книги Снов больше нет, то никто больше не перепишет ни один ночной кошмар. В том числе его собственный.

Это оказалось не так сложно, хотя поначалу Ян и паниковал, оказываясь в чужом кошмаре, – чужой, свой… всё-таки это кошмар. Иногда в первую секунду казалось, что ничего не сделать и страшное вот-вот случится, но даже тогда присутствие кого-то ещё рядом уже придавало людям сил. С пациенткой онкологии Марией Сергеевной они вместе придумали, как обмануть нечто, гнавшееся за ними по бесконечным тёмным лестницам, а подросток Вася из детской реанимации, увидев рядом с собой перепуганного Яна, кинулся защищать его от обступавших зомби, зомби разбежались, и сон неожиданно из страшного превратился в очень героический.

Он уже потерял счёт снам – стоило вынырнуть из одного, на странице Книги тут же появлялось новое имя, и вот Ян уже летел дальше. Шёл снег, он путался в адресах и не узнавал с высоты родной район – кажется, он вообще никогда ещё не летал так долго. Но волшебная Книга всё выдавала и выдавала ему адреса, и Ян летел дальше. Мысль о том, что можно не лететь, даже не приходила ему в голову: не думал же, например, д’Артаньян, что можно не ехать за подвесками в Лондон? Впрочем, о мушкетёре короля Малинин, поправляя на ходу шапку, тоже почти не думал, когда ему (надо сказать, очень в духе произведения!) кто-то вдруг помахал из окна. Ян замер в воздухе.

Там, на подоконнике с хрестоматийными цветами герани, тянущимися за изукрашенный морозом оконный переплёт, стояла маленькая девочка с кривыми светлыми косичками и действительно махала ему рукой. Повозившись немного с форточкой, она высунулась на улицу:

– Привет! У тебя очень усталый вид. Ты не замёрз? У меня есть чай, а папа уже спит. Он не увидит.

Тысяча чертей! Неужели он со всеми этими сонными делами забыл про невидимость? Или слишком устал, чтобы поддерживать её в полёте?

– Ты замёрз, – констатировала она и завозилась со шпингалетом. – Я сейчас.

В следующую минуту Ян почувствовал, что ударился обо что-то спиной, и обнаружил себя на полу в детской комнате. Кажется, ему очень повезло: руки, сжимавшие драгоценную Книгу, совершенно окоченели, а сил едва хватило на то, чтобы повернуть голову. А если бы он потерял этот могучий артефакт – что было бы тогда?