Надежда Беленькая - Девочки-колдуньи [litres]

Кристина смотрела на шар своими стрекозиными очками серьёзно и строго. В его призрачном свете её лицо тоже было бледным, почти белым, а черты его – жёсткими и холодными. Шар отражался в тёмных очках отчётливо, как в двух маленьких продолговатых зеркалах.

Светка почему-то переводила взгляд то на шар, то на Натку: может, она ждала от неё разъяснений или надеялась, что Натка улыбнётся, глядя на её, Светки, растерянную физиономию, и всё это окажется солнечным зайчиком. Светка видела – и не могла поверить в то, что видела. А Але почудилось, что она различает в Светкиных зрачках крохотное отражение Наткиного застывшего лица.

Они – четыре неподвижно стоящие девочки – представляли собой почти ровный квадрат. Светящийся шар вплыл в середину квадрата и замер.

«Выбирает», – мелькнула у Кристины страшная догадка.

Алино лицо сморщилось и превратилось в судорожную гримасу.

«Сейчас чихнёт», – в ужасе подумала Светка Синица, скосив на неё глаза.

Но Аля не чихнула, и шар всё так же неподвижно висел в центре образованного ими квадрата.

Тут девочки заметили, что шар не просто висит, а будто бы стремительно вращается вокруг своей оси – словно крошечная обезумевшая планета.

А затем он взмыл. Он взмыл так стремительно, что девочки забыли о правиле, подсказанном интуицией, – не шевелиться и по возможности не дышать, – машинально запрокинули головы и посмотрели вверх.

Но шара не было. Вверху кипела живая, страшная, изжелто-серая масса туч, поглотивших его без остатка.

– Бежим, – тихо скомандовала Натка.

Повторять не пришлось: они рванули так, что Мелкая Аля всерьёз испугалась, что они снесут калитку вместе с забором.

Они бежали мимо заборов, мимо сараев, мимо непонятных серых строений и бетонных оград, мимо гаражей, подгоняемые грозовым ветром. Где-то в просвете между зданиями тянулись вагоны и цистерны товарного поезда. Словно время застыло на месте, и они по-прежнему были в одном и том же замершем мгновении.

– Мы сейчас промокнем с головы до ног! – задыхаясь от бега, крикнула Аля.

И была права: с неба упали первые капли. Одна шлепнулась Але на лоб, другая – на макушку, третья – в тёплую пыль на дороге да так и осталась лежать пыльным островком. А вслед за первыми, самыми тяжёлыми и мокрыми, начало падать всё больше и больше капель, пока вся земля не стала рябой и бугристой. Промокание с головы до ног было не за горами.

В следующий момент небо обрушилось на землю.

Это даже нельзя было назвать дождём. Всё потемнело, завертелось, смешалось. Силуэты девочек расплылись, словно пятнышки акварельной краски неслись сквозь потоки воды. Они не понимали, куда бегут, не знали, попадались ли им по пути огород и пустырь, барак и яблоня, под которой старуха закопала курицу, узкая тропинка среди непроходимых зарослей, полоска газона, где ещё совсем недавно дремотные волны насекомого пения уносили их к зелёному сердцу лета. Они просто неслись сломя голову – следом за Наткой.

Мимо проносились улицы. Девочки не узнавали дорогу, по которой бежали, да и не могли узнать, даже если бы постарались. Со всех сторон их окружала тёмная, непрозрачная стена воды. Бежать сквозь воду было непросто: она струилась по лицу, заливала глаза, затрудняла бег. Кое-где ноги уходили в неё по щиколотку, а то и выше.

Вначале убегали от опасности – не очень понятной, но вполне реальной. Страх гнался за ними по пятам, догонял, толкал в спину. Потом страх сменила радость: они живы, они выжили, опасность позади – и бежали уже от радости. А ещё девочки радовались тому, что бегут вместе, что их союз выдержал все испытания. Выдержал – и окреп.

А потом они просто так бежали, по инерции: под дождём не принято ходить, под ним принято бегать, чтобы умчаться, укрыться, оказаться там, где его нет, где сухо и тепло.

– Всё, не могу больше, – задыхаясь, простонала Мелкая Аля.

Она согнулась и, стоя в бурлящей воде, обхватила руками живот.

Остальные тоже остановились, хватая ртом воздух вперемешку с водой, капающей с волос.

Перед ними гудел проспект. Фары машин неслись неоновыми гвоздиками, габаритные огни – красными волчьими ягодами. Шум автомобилей сливался с шумом дождя, превратившись в настоящий грохот, который они не могли, да и не пытались перекричать.

– Туда, – крикнула Натка, махнув рукой куда-то в водяное месиво, и через минуту перед ними возникла совершенно обычная трамвайная остановка.

Забившись в её спасительное укрытие, они чувствовали себя аквариумными рыбками, только наоборот: они были замкнуты в тесном прямоугольнике воздуха, а вокруг бушевала вода. Но тут неторопливо и торжественно, словно вокруг и не было никакой бури, из сумерек показался космический корабль – остановившись возле девочек, он приветливо вспыхнул огнями. Это был трамвай № 39. Пассажиров в нём почти не было, только девушка в наушниках да мокрая насквозь тётка с сумкой на колёсиках.

Они долго ползли по каким-то улицам, большим и малым, куда-то заворачивали, притормаживали на светофорах, проезжали мимо незнакомых остановок, и, чем ближе было Бульварное кольцо, тем больше мокрых пассажиров входило в трамвай.

Наконец он причалил к знакомой остановке, и девочки вышли.

Дождя не было. Пахло мокрым асфальтом. Девочки молчали, почти не глядя друг на друга. Им не терпелось попасть домой: одежда, обувь, рюкзаки за спиной – всё было насквозь мокрым, липло к телу и не согревало. После грозы похолодало, и они замёрзли.

Они прошли Воронцово поле, повернули в переулок, и через десять минут их обступило знакомое до мелочей, как собственная квартира, уютное и безопасное пространство двора.

Тут только Кристина, Светка и Аля заметили, что Натки рядом нет – она незаметно отстала, и никто не мог сказать, в какой момент это случилось.

– Ладно, девчонки, я пойду, – стуча зубами и заикаясь, проговорила Светка Синица и побежала к своему подъезду.

– И я, – сказала Аля, обхватив себя худенькими руками крест-накрест.

Чавкая намокшими кедами, они с Кристиной зашлёпали к дому.

Ой, что творилось, когда Мелкая Аля, мокрая с головы до ног и перепачканная глиной (а заодно почему-то сажей), позвонила в дверь!

Бабушка Лёля не знала, пришлёпнуть ли Алю сразу на месте или сначала вдоволь наобниматься и нацеловаться.

А Аля сквозь объятия и поцелуи думала про своё: а что, если мама и Лёля возьмут да и не отпустят её больше во двор? Теперь, когда их союз восстановился, а настоящее колдовство наконец-то сработало и, значит, точно существует?!