А Богуш - Черепашки-ниндзя и Тайна Древнего Египта

- Ну-ну, Эйприл, - поддержал ее доктор Адамс. - Что же дальше?

- Анабиоз можно назвать мнимой смертью, или, если угодно, скрытой жизнью. Некоторые ученые установили, что летучие мыши, жабы ну и еще не­которые виды рыб после значительного промерза­ния могут быть возвращены к жизни. Раз в период анабиоза все жизненные отправления практически приостановлены, можно продлить жизнь организ­ма. Если бы нашелся человек, который пожелал пожертвовать последние десять лет своей жизни на то, чтобы периодически прекращать свою жизне­деятельность, а затем пробуждаться, можно было бы продлить его жизнь до тысячи лет или еще боль­ше. Оттаивая через каждые сто лет, человек мог бы узнать все, что произошло за время его пребывания в замороженном состоянии.

Донателло слушал очень внимательно, почти не делая каких бы то ни было движений, но при по­следней фразе, он заерзал в кресле, так что чашка заскользила по блюдцу.

- Эйприл, но разве ты не слышала о машине времени? Тогда отпадает надобность замораживаться!

- Браво, браво! - доктор Адамс захлопал в ла­доши. - Я восхищен вами. Ведь я всерьез думал, что этим молодежь не интересуется.

Эйприл и Донателло заулыбались, им было при­ятно услышать в свой адрес похвалу.

- Но недавно я решил изменить направление исследований.

- Куда же вы теперь направились? - сощуря глаза, иронично спросила Эйприл.

- Я считаю, что центр тяжести вопроса об ана­биозе лежит в явлениях, связанных с высыханием живой ткани. - Доктор Адамс говорил серьезно, и в голосе его звучала глубокая убежденность. ­Впрочем, обе разновидности анабиоза сводятся к одному: ведь и процесс замерзания - это не что иное, как извлечение воды из клеток организма. При замораживании организм может погибнуть.

- Но отчего?

- От разрушения клеток ледяными кристаллами. И еще была найдена одна причина неудач, постигших исследователей холодного анабиоза.

- Какая же, - серьезно спросил Донателло.

- Оказывается, при сильном охлаждении в межклеточной жидкости начинают бурно накапливаться соли, что также приводит к необратимым изменениям в живой клетке. Так вот я подозреваю, что при потере влаги путем высушивания концен­трация солей уже не действует губительно. Не по­тому ли сухой анабиоз так широко распространен в природе?

- Знаю, знаю! - перебила Эйприл. - Амебы, туфельки, даже коловратки, имеющие относитель­но сложную нервную систему, могут высыхать, а попадая вновь в воду, оживают... Семена растений сохраняются в сухом состоянии десятки лет и про­растают, оказываясь в благоприятных условиях... Изолированное и высушенное сердце лягушки, по­мещенное в питательную среду, восстанавливает утерянную влагу и начинает вновь ритмично со­кращаться.

Эйприл, не скрывая своего торжества, посмот­рела на доктора Адамса. Этого оказалось вполне достаточным, чтобы между гостями и хозяином сразу же установились отношения взаимопонимания. В дверях тихо появилась светловолосая де­вушка с добрыми глазами, она принесла пирог.

- А вот и Лиз! Не знаю, что бы я без нее делал?

- Доктор Адамс, -смущенно произнесла Лиз. - Сейчас я еще принесу вам чай.

Донателло отдал Лиз пустую чашку, остальные доктор Адамс поставил на поднос. Эйприл уже успела попробовать кусочек пирога.

- Лиз, ваш пирог - просто чудо.

- Спасибо, мне нравится готовить для доктора Адамса.

Когда она ушла, доктор Адамс произнес:

- Это милое создание, заменяет мне дочь, ведь она мне помогает не только по дому, но даже в ра­боте, когда я занят в лаборатории... Но возвра­щаюсь к нашему разговору. Я предвижу возмож­ность высушивать и затем вновь оживлять даже сложные организмы.

- Так! И вы считаете, на доказательства этого стоит тратить время? - спросил Донателло.

- Конечно!

- Но думаете ли вы о практической значимости вашей работы? - Эйприл внимательно посмотрела на доктора Адамса.

- Мы сможем высушить любой орган даже теплокровного животного, вплоть до органов человека. Высушить так, чтобы сохранить целость всех тка­ней этого органа, и затем через неопределенно долгое время вновь вернуть его к жизни. Почем знать, какие еще неизведанные возможности от­кроются перед наукой... Это, конечно, пока мечта, но разве она не начинает воплощаться в действи­тельность. Вспомните, как много жизней спасла консервированная кровь. Но и консервация имеет свои неудобства: такую кровь нельзя долго хра­нить. И вот появилась так называемая сухая плаз­ма. Достаточно ее растворить, и материал для пере­ливания крови готов. И тогда я спрашиваю себя: если есть сухая плазма, почему не может быть сухой крови? И вот представьте себе: мы получим, кроме сухой крови, также и сухие органы, например, сухое сердце или легкое, сможем хранить их годами и в случае надобности заменить сердце или легкое умирающему человеку.

- Это что же, консервы из человечины? Вяле­ное сердце? Что-то жутковато от всего этого становится, - Донателло поморщился, и кусок пирога застрял у него в горле.

- Лиз, - позвал доктор Адамс, - моему другу не мешало бы выпить чая. Ты скоро?

- Уже-уже, - где-то недалеко послышались легкие шаги Лиз.

- Донателло, согласен, тема нашей беседы не совсем застольная, вы уж извините.

Донателло поблагодарил Лиз за чай. Ему стало лучше. Сделав несколько маленьких глотков, он уселся поудобнее в кресле. Эйприл заговорила после небольшой паузы:

- Было бы очень интересно послушать ваше мнение по поводу крыла того муравья.

- Это, кажется, случилось в музее?

- Да-да.

- Жуткое происшествие. Мне довелось видеть репортаж по телевизору. Постойте-ка, если я пра­вильно понял, Донателло - один из четверых ге­роев, которые спасли город от этого чудовища!

- Вы правильно поняли, - с гордостью произ­несла Эйприл. - Мои друзья всегда там, где опасно.

Доктор Адамс встал и подошел к Донателло. До­нателло поднялся с кресла и поставил чашку на стол. Эйприл застыла в ожидании.

- Позвольте пожать вашу руку. Мне необыкно­венно приятно, что я имею честь принимать вас в своем доме.

- Да не надо, я этого не люблю. По мне бы лучше сражаться с какой-нибудь тварью, чем выслушивать комплименты, - Донателло слегка опустил голову, пряча глаза.

- А вот и напрасно. Если вы не возражаете, - ­произнес доктор Адамс, отходя к письменному столу, - я думаю, что здесь речь идет как раз об анабиозе. Когда-то, много лет тому, этот крылатый муравей попал в саркофаг, ну, не знаю каким об­разом, предположим, что случайно.

- Возможно, что это произошло в древнем Егип­те, - поспешила добавить Эйприл.

- Что же было потом? - спросил Донателло.

- Попав в саркофаг, муравей оказался в условиях, которые на долгое время сохранили его жиз­недеятельность. Он уснул, а от какого-то удара или еще другого повреждения, условия, возникшие в герметично закрытом саркофаге, нарушились. Дальнейшее вы знаете. Кстати, мне сегодня еще предстоит изучать эту проблему.