Анна Игнатова - Верю — не верю

— Домой?.. Без нас?.. — не понял Лёша.

— А на фига вы ей сдались? Тоже мне, няньки! Она девочка большая, может и без провожатых дойти! Надоели вы ей, ясное дело! Таскаетесь, как хвосты! Она, может, одна погулять хочет… Или с кем-нибудь другим…

Лёша не дослушал, выскочил на улицу. Володька успел погрозить Ире кулаком и выскочил вслед за Лёшей. А Василий успел шепнуть ядовито-ласково:

— Не завидуй…

И тоже вышел.

— Было бы чему! — рявкнула им вслед Инна совсем не по-кошачьи. А зачем изображать кошку перед самой собой? С собой наедине можно наконец быть собой.

— Ну вот куда теперь? — запаниковал Лёша. — Где она? Это Ольховская накрутила, зараза ядовитая! Куда она ее отправила, что сказала? Черт, мы даже не спросили толком…

— Да не волнуйся, она бы всё равно не сказала, какую гадость устроила. Она Иве только по фамилии тезка, а так — абсолютный антоним. Правду говорит по большим праздникам, и то не всю…

Однако и братья Маковы тоже растерялись.

— Телефон! Звонить же ей надо! — схватился Лёша за мобильник.

— Так звони, балда!

— Тормоз, Лёха! Я бы уже тридцать раз позвонил!..

Лёша взмахнул по-дирижерски рукой, призывая друзей к молчанию. Гудки…

— Алло-у, — протянула трубка голосом Инны Ольховской. — Это Никитин? Я так и поняла. Тут высветилось «Алешенька»… — трубка захихикала.

Конечно, высветилось. Это же мамин старый мобильник. Могло высветиться что угодно, вплоть до «мой котенок».

— Ольховская, откуда у тебя телефон Ивы? — как можно спокойнее спросил Лёша. — Украла, что ли?

— Больно надо красть всякое старье, — промурлыкала трубка. — Я его подобрала, подружка твоя стремительная уронила. Так торопилась от вас убежать, что не заметила…

— Врет, — шепнул Володька, ловивший каждое слово. — Спроси, куда она пошла.

— А я знаю, что ли! — раздраженно ответила трубка, тоже ловившая каждое слово. — Сказала, домой поедет, к родителям. Сказала, ну вас всех!

И отсоединилась.

— Нет, ну зараза какая! Ну что за радость такая в классе у нас! Чтоб нам жизнь медом не казалась! — на разные голоса загалдели Маковы.

— Надо объявить розыск, — сказал побелевший Лёша. — Надо разбиться на группы. Надо поделить район на квадраты. Она не могла далеко уйти.

— А уехать могла, — безжалостно оборвал его Володька.

— Побежали, чего стоим!

— Так куда?..

— Ну, домой сначала, к тебе!

— Вместе?

— Ну, сначала вместе!

А Ива в это время тоже получала последние указания перед концертом. Она только что исполнила песню для учителей, которую всегда пели у нее в школе по торжественным случаям: на первое сентября, в новый год, в день рождения учителя… Иве эта песня очень нравилась: мелодичная такая, красивая.

— Хорошо, Ольховская, ты прекрасно поешь. Только… Понимаешь… — организатор концерта Люда Малинина, отвечающая за внеклассную работу, не знала, как бы поделикатнее выразиться. Мелодия была отменная — но слова абсолютно нехудожественные. Как будто текст писал пятиклассник и по заданию. Неинтересный текст, не творческий.

— Вам, наверное, какие-нибудь слова непонятны? — участливо спросила Ива. — Всё-таки эта песня из нашего мира, а у вас свои слова…

— Да-да, вот слова как раз не очень… понятны, — кивнула Люда. Ива понимающе вздохнула: бедняжки, как они отстали в развитии, такой простой текст не понимают.

— А ты знаешь что-нибудь еще? Что-нибудь из бардовской песни? — с надеждой спросила Люда. Ива и в самом деле прекрасно пела, ее выступление могло стать фурором на концерте. И Люде почет: открыла темную лошадку, разглядела талант.

— Из бар-довской? — по слогам выговорила Ива. — А что это за песня?

— О, ну это Окуджава, Никитины, Иващенко и Васильев, Михаил Щербаков… — стала перечислять Люда, она была знатоком в этой области. — Александр Дольский, Евгений Клячкин, Городницкий, Кукин, Вероника Долина, Галич, наконец… Хотя нет, Галич будет неуместен, пожалуй, — притормозила Люда. — Да ты что, впервые слышишь эти имена? Ну ты даешь… Ты много потеряла!

Как страстный любитель бардов, Люда искренне жалела тех, кто был не в курсе дела. Впрочем, это свойственно всем любителям, будь то любители футбола или фарфоровой посуды, кошек или фотографии… Всегда им кажется, что в мире нет интереснее того предмета, которым они увлечены.

— Я вот сейчас дам тебе послушать! — воодушевилась Люда и достала наушники. — У меня целый плеер бардов! Начнем с Окуджавы!

Один наушник она взяла себе, второй дала Иве, нажала кнопочку и с восторгом уставилась на новенькую. Ловила по выражению лица — понравится или нет.

Иве очень понравилось. Она слушала «Грузинскую песню» и слегка покачивалась.

— Это очень красивая песня, — сказала она. — Хотите, я ее спою?

— Но ты же не успеешь выучить…

— Пожалуй, я уже ее запомнила, — задумчиво проговорила Ива и мягко, по-окуджавски, копируя его интонацию, спела песню от начала до конца без единой запинки.

— Ай, молодец… — прошептала Люда. — Ай, какая же я молодец! Ива, ты находка для нашего концерта! Ты любую песню так запомнить можешь?

— Только если она мне понравится.

— Ну да, ну да, разумеется… Ива, я тебе сейчас дам еще одну песенку послушать…

— Нет, Люда, я больше не могу задерживаться, меня Лёша ждет.

— Ой, велика птица! Подождет.

— Нет, он волноваться будет. Значит, я завтра «Виноградную косточку…» спою?

— Подумаешь, волноваться… Да, хорошо, пусть будет «Виноградная косточка». А ты не постесняешься ее петь? Там всё-таки слова такие… взрослые.

— Хорошие слова. Чего стесняться? Это если плохие слова, то их произносить неудобно. До свидания, Люда.

Ива вышла из кабинета и спустилась в гардероб.

Ольховская Инна всё еще стояла у зеркала.

— Приветики, — увидела она Иву. — Своих ищешь? А они домой смотались.

— Как домой?.. И меня не подождали?

— А почему они должны тебя всё время ждать? Вот тоже, навязалась…

— Я не навязывалась. Мы друзья и любим друг друга, — просто сказала Ива.

— Ой, не могу! Любят! Какая наивная! Да Никитин каждый месяц в кого-нибудь влюблен. А Маковы вообще никого не любят по определению, они только притворяются, чтобы потом поиздеваться… Это же уроды! А ты им поверила. Ты лучше мне верь. Я всё-таки твоя тезка…

Инна достала блеск для губ и стала подкрашиваться.

— Зачем ты красишь губы? — спросила Ива.

— Чтобы блестели, — сквозь зубы ответила Инна этой ненормальной. — А ресницы крашу, чтоб чернели. А веки — чтоб синели. А волосы…

Инна запнулась. То, что она подкрашивает волосы, было страшной тайной. Такого золотого оттенка от природы у нее не было, волосы были, по ее собственному выражению, «средней блёклости», приходилось ухищряться и делать вид, что она природная златовласка…