Кирилл Кащеев - Выбор ведьмы

— Пень с топором ей не нравится… А кот, летающий на собаке, значит, верх реализма! — бросила Танька, на метле проносясь мимо Хортицы. За ее спиной, всеми четырьмя лапами вцепившись в черенок метлы, сидела черная кошка. Шерсть, усы, хвост кошки — все стояло дыбом, не закрывая пасть, кошка орала:

— Я не хочу! Я бою-у-у-усь! Я боюсь лета-а-а-а-ть!

— Как же ты драконов убиваешь, если боишься? — пронзительно мяукнул кот.

— На земле-е-е-е-е!

— Тогда давай спускаться! — бесшабашно рявкнул кот Мак и сиганул со спины Хортицы, в прыжке сшибая черную кошку с метлы.

— Мяа-а-а-а! — отчаянно дрыгая всеми четырьмя лапами, кошка перевернулась в воздухе… и с размаху шлепнулась между рогами всадника, похожего на вставшего на задние лапы быка. Кошка заорала снова, и ее загнутые крючками когти вонзились всаднику в глаза. Из них брызнула похожая на гной кровь. Теперь уже орал ослепленный всадник, обеими руками пытаясь отодрать вцепившуюся в него кошку. Мгновение яростной борьбы… и всадник выпал из седла аспида. В последнюю секунду кошка оттолкнулась всеми четырьмя лапами, взлетела как на батуте… и свалилась на следующего всадника.

— Беги-беги-беги! — проорал пестрый кот, налетая на нее, словно пушистый живой снаряд. — Только не останавливайся! Беги-дери, беги-дери!

С пронзительным мявом то ли восторга, то ли ужаса черная кошка и похожий на молнию пестрый кот со всех лап неслись прямо по вертящимся в живой карусели аспидам. Их когти вспарывали перепонки крыльев, коты взлетали на головы всадникам, располосовывая морды и норовя выдрать глаза. Пестрый кот подпрыгнул, распластавшись в воздухе, — под ним, едва не подпалив ему пушистое брюхо, просвистел клуб зеленого огня. Крылья аспидов вспыхнули, зеленое пламя побежало дорожкой по облепившим троицу драконов врагам. Навстречу ему мчалась такая же пылающая дорожка сапфирового цвета. Сверху, рассыпая за собой рой серебристых искр, обрушился призрачный воин в алом плаще и всадил меч в сгрудившихся в шар аспидов. Шар развалился, превращаясь в беспорядочный рой скакунов и всадников. Освобожденные драконы ринулись прочь.

— Мяа-а-а! — истошно вопящие коты неслись к земле… Шлеп! — пестрый свалился на спину подхватившей его громадной борзой. На кончик крыла борзая разминулась с горящим аспидом и полетела дальше. Черную кошку ухватили за шкирку.

— Тя-же-лая! — пропыхтела Танька, затаскивая Дару на метлу. Свесившаяся через ручку метлы кошка только слабо мяукнула… и смолкла.

Мимо, бессильно крутясь, падал старый воздушный дракон. Темные ленты крови поднимались вверх, точно оборвались веревки, привязывавшие его к жизни. Встречный ветер шевелил неподвижные крылья, будто стараясь разбудить, вернуть ушедшего друга. Ветер выл и звал, уже не получая ответа.

— Командир! Команди-и-ир! — следом, разбрызгивая кровь из многочисленных ран, ринулись огненный и водный из его тройки…

Над землей и под небесами пронесся рев, ряды аспидов дрогнули, и сквозь них прорвался разъяренный Великий Водный, грудью сшибая лишившихся командира молодых драконов.

— В стрррой! — рявкнул он. — В строй, быстро!

— Но… — Молодых драконов завертело в вихре крыльев, водный только жалобно вскрикнул, глядя вниз, жалко и страшно выругался огненный, и… оба понеслись за хвостом Великого в общем строю прорывающих заслон врага змеев.

— Просто деритесь! — на миг обернувшись поверх крыла, бросил им Великий Водный. — Станет легче…

Впереди как путеводные фонари мчались три огня — зеленый, сапфировый и серебристый. Великий взревел и ринулся в погоню. Оба молодых дракона дружно рявкнули от изумления, на миг забыв даже о своем горе: в небе летели собака с крыльями, два кота, человечка на метле и человеческий парень — полупрозрачный!

— Ирррка! — прорычал Великий, поравнявшись с собакой крылом к крылу. — Давай в арьергард, быстро! Я не могу командовать, потому что все время на тебя оглядываюсь!

— А ты не оглядывайся! — неласково рыкнула в ответ борзая. — Ты командуй, чтоб кто-нибудь из твоих змеев не погиб, пока ты оглядывался туда, где и без тебя прекрасно справляются!

Морда змея стала злобно-беспомощной:

— Ненавижу тебя, Хортица, клянусь Владычицей — ненавижу!

— Как я тебя понимаю! — призраком скользнул мимо воин сновидений. И вся странная компания нырнула в воздухе, дружно уходя к земле. Вслед им разнесся яростный рев Великого.

Распластав крылья, Хортица планировала над знакомыми местами. Поднимающееся над горизонтом жаркое ирийское солнце гасило звездное свечение над Молочной и танец созвездий в ее глубинах. Над жемчужно-белой водой качали венчиками хищные цветы. Вот лесная опушка неподалеку от деревни Гната, Горпыны и дочки их Гальки, та самая опушка, где — недавно? давно? — Ирка создавала поисковое заклятие на пропавшего Айта. Дальше должна быть сама деревня, за ней дорога… ага, по которой незабвенный Панас — чтоб ему чесалось! — вез связанную Ирку, перекинув через седло мушхуша [21] И. Волынская, К. Кащеев. «Спасти дракона». — Эксмо, 2014. . А еще дальше — провал и верхушки черных деревьев Мертвого леса. Они далеко, Танька с Богданом их не увидят, и это хорошо — уж больно страшные!

Хортица поднялась повыше, Танька задрала метлу, следуя за ней, воспарил здухач, и там, где Ирка помнила дорогу меж полей, теперь они увидели… Мертвый лес.

Лучи солнца точно гасли, и мрак, только мрак колыхался впереди. Далеко, насколько хватало глаз, стояли черные, будто сожженные деревья. Исковерканные ветви застыли в бесконечной муке, меж ними не было ни ветерка, ни звука, ни жизни, и в то же время казалось, что там идет какое-то жуткое, противоестественное движение, будто деревья только что крались и настороженно замерли, ощутив на себе взгляды. Хортица вдруг поняла, что движение есть — черные корни медленно, но неуклонно ползли вперед. Эти корни… от них тошнило и корежило, смотреть на них было невозможно, но их конвульсивное шевеление невольно притягивало глаза. Они были противоестественны и омерзительны, как ожившие мертвецы в Иркином мире. Хуже, чем в Иркином мире.

С искореженных ветвей тусклыми простынями свисали белесые лишайники. Они раскачивались, как занавески под слабым сквозняком, и в источаемом ими слабом фосфоресцирующем свете было видно, как корни просачиваются на открытое пространство перед Мертвым лесом и движутся дальше, подрывая землю, точно громадные черви, и оставляя за собой отвалы высушенной, будто сожженной кислотой почвы. Над лесом зеленым полотнищем зависли мухи. Слабо жужжа и изгибаясь в воздухе, рой плыл над черными кронами, то и дело завиваясь в колышущиеся спирали.