Роберт Битти - Серафина и расколотое сердце

Потом, встав на колени, они мастерком нанесли сверху на утоптанную почву толстый слой цемента.

— Больше, — просила Серафина, — чем толще слой, тем лучше.

Тщательно нанеся цемент, они вставили кирпичи на свои места. Сырой цемент проник в щели между кирпичами и быстро схватился. Кирпич за кирпичом, они заложили черный плащ. Кирпич за кирпичом, заставили утихнуть шипение. Кирпич за кирпичом, они похоронили своего врага.

Наконец друзья завершили свою работу. Цемент затвердел. И все равно Серафина опасливо и с подозрением косилась на кирпичный пол, словно ожидала в любой момент увидеть, как черные полы тянутся сквозь щели в цементе, словно пальцы привидений, или услышать злобное шипение, призывающее ее надеть плащ.

Они похоронили одновременно и Юрайю, и черный плащ. Раз и навсегда.

Черный плащ и его пленник навсегда останутся шипеть от злости под прудом, в безымянной могиле, под слоем цемента и кирпичей.

На следующий день Серафина шла по заросшему лесом склону, с которого было хорошо видно Билтмор. Внезапно она заметила среди деревьев какую-то фигуру. Девочка не сразу поняла, что к ней идет Ровена.

На ведьме был темный балахон с капюшоном, какие носили ее предки, а в руке она держала длинный посох, вырезанный из лаврового дерева. Шею девушки украшала витая гривна из бронзы и серебра, рыжие волосы были заплетены в толстую косу, переброшенную за спину, под капюшон.

Ровена остановилась на небольшом расстоянии от Серафины. Ее зеленые глаза поблескивали в свете солнечных лучей, пробивающихся сквозь листву.

— Вы его спрятали? — спросила ведьма.

— Да, — кивнула в ответ Серафина.

— Хорошо, — облегченно произнесла Ровена.

Несколько мгновений она молча смотрела себе под ноги, собираясь с мыслями, потом снова подняла глаза на Серафину:

— Значит, теперь наши дороги наконец разойдутся.

Серафина замялась, не зная, что сказать девушке, которая сначала была ее врагом, а потом стала другом.

— Значит, ты решила, что станешь делать… — сказала она.

Ровена кивнула:

— Последую совету Вайсы: буду жить хорошо.

— Но куда ты идешь?

— Когда-то давно эти темные леса и зубчатые горы были тайным царством великого колдуна, старика-лесовика. Насколько я понимаю, его место сейчас свободно. И есть девушка, готовая его занять. На свой лад, конечно.

Серафина понимающе кивнула. А Ровена посмотрела на Билтмор, маячивший вдали.

— Ты хранительница этого места, — сказала она. — Храни, как следует, и Билтмор, и всех его обитателей.

Серафина снова кивнула. Она поняла Ровену.

— Живи хорошо, колдунья.

— Живи хорошо, кошка, — ответила ей Ровена.

Этой же ночью Серафина выскользнула из дома, когда луна только поднималась на востоке. Ее лапы легко и неслышно пробежали по террасе, по ступенькам и, очутившись на лугу, устремились к лесной опушке.

При виде юной пантеры Вайса ударил хвостом и пустился бежать.

«Хочешь поиграть в догонялки…» — подумала Серафина и тоже перешла на бег.

Она мчалась за Вайсой через лес, утопая в папоротниках, перескакивая через ручьи, лавируя между камней, и ее сердце наполнялось радостью, какую дает только движение.

Вайса сделал петлю, незаметно зашел сзади и, забравшись на валун, прыгнул сверху, когда она пробегала мимо. Горнолев и пантера принялись скакать по палой листве и кувыркаться в шуточной схватке, затем Серафина внезапно вскочила и снова помчалась, вынуждая Вайсу кинуться вдогонку.

Серафина любила носиться по лесу вместе с Вайсой. В такие минуты она особенно ярко чувствовала себя живой, ее мышцы наливались силой. Ей нравилась скорость, ветер в лицо, ощущение полета, когда лапы едва касаются земли, стремительные направляющие движения хвоста. Оборачиваясь черной пантерой, она становилась такой, какой всегда мечтала быть.

После догонялок они с Вайсой поднялись на скалу, нависающую над большой рекой, и остановились на краю, довольные и запыхавшиеся. Перед ними открылся изумительный вид, подсвеченный луной. Потоп закончился, реки постепенно возвращались в свои берега, леса просыхали и снова становились лесами.

У Серафины сердце екнуло, когда она заметила на одной из вершин вдали какое-то движение. Она обернулась к Вайсе. Он смотрел в том же направлении. Темные фигуры были еще слишком далеко, чтобы хорошенько их рассмотреть, и глаз улавливал только неясное движение среди камней. Потом фигуры стали видны чуть яснее.

По горному склону шли три горных льва. У Серафины сильнее забилось сердце — один лев выглядел крупнее и старше двух других — поменьше и потоньше.

Взволнованная Серафина и Вайса бросились им навстречу.

Пятеро львов встретились на полдороге. Они терлись друг о друга головами и плечами и громко урчали. Мать Серафины была все такой же сильной и мощной, а львята здорово подросли!

Затем Серафина, ее мать и Вайса обернулись людьми. Девочка посмотрела в прекрасное лицо матери — у нее были все такие же высокие острые скулы, волосы цвета львиной шерсти и янтарно-золотые глаза, полные слез. Мать посмотрела на дочь. И они крепко обнялись.

— Серафина… — промурлыкала мать, обнимая дочку.

— Мама… — прошептала девочка, прижимаясь к ее груди и обхватывая руками.

— Услыхав, что ты жива, я заплакала от счастья и побежала сюда так быстро, как только могла, — сказала мать.

Серафина прижалась к ней еще крепче. Она чувствовала, как материнская любовь пропитывает все ее тело. После стольких ночей разлуки они снова были вместе.

Серафине вдруг вспомнилось, как в детстве она прокрадывалась на верхние этажи и заглядывала в лицо каждой женщине, встретившейся на пути, надеясь, что это ее мама. Потом она вспомнила, как впервые увидела лицо матери ночью в лесу и по глазам поняла, кто эта красивая женщина. Сейчас казалось, что все это было давным-давно, но чувства, которые испытала Серафина в момент их встречи, остались те же, и ее сердце по-прежнему было исполнено горячей любви.

Несколько месяцев назад, когда они только познакомились, Серафине казалось, что от матери она узнала все, что только можно, о жизни леса, о горнольвах, а также о том, что значит быть Серафиной. Но теперь она поняла, что, несмотря на все знания, пройденные испытания, пережитый опыт, ей еще учиться и учиться. Девочка только вступала в этот мир, и ей была очень нужна мама, чтобы подсказывать и направлять. Дух и тело, сердце и душа, свет и тьма — Серафине только предстояло узнать обо всем на свете, у нее все было впереди, и при мысли об этом ее охватывало ощущение счастья и покоя.

Всю ночь пять больших кошек носились по ночному лесу, по долинам, по склонам гор. Царство ночи было их царством. Наконец-то Серафина нашла своих родичей, свою семью, свои корни.