Алла Вологжанина - Острова Луны

– Хорошо, юнга, выполнишь и отчитаешься. – И, не тратя больше слов, старый окео… пират развернулся на высоких каблуках и ушел, оставив ребят в распоряжении вновь прибывшей.

Еще одна сестра? А семейка-то разрастается…

Девочка тем временем разглядывала Карину. Она была чуть меньше ростом, с такими же кудрявыми, как у всех Радовых, волосами. Но черты ее лица – простые и вполне правильные – не напоминали ни одного из знакомых Карине родичей. Впрочем, что-то мелькало в памяти. Темные глаза чуть навыкате, короткий нос, подбородок с ямочкой… Хмм…

– Извини, что я пялюсь! – проговорила юнга. – Я редко вижу других девушек, да еще и кузин. Рахасса совсем не так тебя описал.

– Ах, Рахасса… ну, он опишет.

– Точно! – хихикнула кузина и протянула руку лодочкой. – Я, кстати, Рия.

– Карина. А это Гедеминас Заккараус… касс… – Карина замялась, не зная, какую версию фамилии друга называть.

– Я знаю, но очень приятно, – ответила та. – Можешь разделить каюту с моим братом, а Карину я приглашаю к себе. Да-да, у нас отдельные комнаты. Хоть мы и юнги, а все же, хм, капитанские детки… – Она застенчиво (что контрастировало с чуть нахальной манерой речи) затеребила ожерелье-чокер на шее.

Показалось или у Дэррен было такое же? Красивое – черная кружевная тесемка с черным же якорьком, выточенным из раковины так, что хорошо угадывались и якорь и ракушка. И еще у нее есть брат. Молодец, Дэррен, разбавила семью, состоящую почти исключительно из одних теток.

Рия бесцеремонно сграбастала Каринин рукав и собралась уже вести ее за собой. Это, кстати, было не лишним – с непривычки палуба здорово уходила из-под ног. Но тут корабль накрыла… анти-тень.

А как еще описать картину, когда в черном-черном море, под черным-черным небом плывет черный-черный корабль с командой в черных-черных одеяниях и вдруг прямо над ним стрелой проносится белый, в сполохах бело-лилового пламени, дракон?

Рахасса заложил красивую петлю, мигнул на секунду, исчезая почти целиком из трехмерного пространства Трилунья. И вдруг, словно летчик-камикадзе, ушел в настоящий штопор, целясь куда-то в область кормы корабля. Но на доски палубы приземлился худой неулыбчивый парень, растрепанный и бледный до синевы. Что, впрочем, позволяло ему сойти за своего среди пиратов.

– Вы сумасшедшие, – вместо приветствия обратился он к Карине, – безумные. Но вы прекрасно безумные. Я просто не имею права просить у тебя Межмирный камень. Просто разреши мне однажды им воспользоваться, пожалуйста!

– Чего? – опешила Карина.

Митька усмехнулся и положил руку ей на плечо. Сначала Карине показалось, что по-хозяйски, но уже в следующую секунду она поняла, что друг попросту оперся о нее.

– Ты помнишь, о чем мы договаривались… пару дней назад? С Рахассой? – спросил Митька.

– А… точно. Да, как-то так получилось, что камень у меня. – Она порылась в карманах, вытащила его из земной куртки. И обратилась к Рин: – Так это для тебя?

Та… назовем это «покраснела». На самом деле ее бледность, да еще и в никакущем освещении, приняла несколько грязноватый оттенок.

– Только ты не думай, не просто на свидание сбегать, – быстро заговорила она, становясь отчего-то жутко похожей на Женьку, – мы надеемся найти мир, где… ох, потом! – Она решительным жестом отодвинула Каринину руку вместе с камнем. – Гедеминасу надо срочно лечь! Ты что, ранен?

– Просто… измотан, – пробормотал Митька.

– Какое там «просто измотан»! Иммари перенес, – выпалила Карина. – У меня о ритуале смутные представления, но вроде бы волчата живыми из него не выходят…

Рия и Рахасса остолбенели.

– Это очень плохо, – тихо сказал парень-дракон. – Если ты все еще жив, то, значит, ритуал прошел неудачно. Верно?

– Да, – подтвердил Митька странным, словно не своим голосом. – Но этой зеленой… как он сказал? Вечностной вытяжки во мне почти не осталось. Она вообще по полу разлилась и растаяла.

Девочка-юнга и дракон переглянулись.

– Сейчас спать, – решительно заявила девочка, – а завтра соберем немного грома, это тебя поддержит. Вернее, вы спать, а я вместе с Барреном и ребятами на вахту заступаю. Только провожу тебя до каюты. – Она кивнула Карине и снова обратилась к Рахассе: – Познакомь Гедеминаса с Рибом.

– Все так плохо? – спросила Карина у кузины, садясь на узкую, прикрепленную к стене, вроде полки в купе, койку. – С Митькой, я имею в виду.

– С твоим другом? – переспросила Рия и нахмурилась. – Ты и сама это понимаешь. Пари держу, ты впервые на пиратском корабле, но даже не удивляешься. У тебя на удивление сил не осталось. Все ушли на понимание беды, ага?

Карина неопределенно дернула плечом.

– Спи, – успокаивающе сказала девочка, – завтра придумаем, как беду отвести. Не впервой.

Коротко кивнула и ушла.

Спасительный сон навалился на Карину как только она опустилась на койку Как ноги забрасывала и устраивалась более-менее горизонтально – уже не помнила.

Утром встала и выползла на палубу как робот. Пристроилась к борту и уставилась в воду. Словно надеялась, что соленая вода цвета распыленных по золе драгоценных камней немного разбавит сгущающуюся внутри черноту.

Сзади ее осторожно потыкали пальцем в спину. Словно проверяли – зашевелится, значит, живая.

– Странно спрашивать такое, – нерешительно сказал Митька, – но… ты в порядке?

– Я ее убила, – не оборачиваясь, сообщила Карина то ли Митьке, то ли морю. – Я знаю, что говорит Дэррен, но я ей не верю.

– И зря. Пираты слов на ветер не бросают. Я, наверное, останусь с ними…

– Что?! – Карина оглянулась и оторопела. В Трилунье она привыкла ко всякому, но к такому…

Первой мыслью было – Митька мертвеет. Но цвет его кожи был не голубовато-серым, а белым. Все линии и тени стали черными, словно углем прорисованы. И вообще, с виду казалось, что он теперь… ох, да словно омертвелый манекен, только белый.

– Извини, пугать не хотел, – развел парень руками, – я пока этого, – он похлопал себя по картонной руке, – не ощущаю, только сил становится все меньше и меньше. Чисто физических. Не так, как вчера, когда на тебя, как на костыль оперся, но мало приятного. Рахасса говорит, мне еще повезло, что ритуал прервался. Похоже, какие-то капли вечности во мне еще остались. Но шансов почти нет.

Карина молчала. Внутри словно война развязалась. Митькины болячки она привыкла чувствовать, как свои. Те, о которых знала, конечно. Но уже почти вне зависимости от собственных желаний. Больно ему, значит, больно и ей. В то же время хотелось завыть и заорать: «Нет, нет, не смей меня покидать!!!». Но оцепенение не сходило. Поэтому она стояла теперь спиной к морю, безвольно уронив руки «по швам», и не знала, что делать.

– Ты прости, что я на тебя накинулся со всеми этими эмоциями и поцелуями. Тебя ни к чему это не обязывает. Но мне… просто ужасно захотелось, извини еще раз, серый волк.