Мэтт Хейг - Отец Рождество и Я [litres]

Я перевела взгляд на другой заголовок: «ПОСТРОИМ СТЕНУ!» Следующий кричал: «НОВЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ ПОКАЗАЛИ: ЛЮДИ БЕССМЫСЛЕННО ВЫСОКИЕ!» Соседний едва помещался на полосе: «ЛЮДИ ОДНАЖДЫ ПОХИТИЛИ МАЛЫША КИПА, ЗНАЧИТ, ВСЕ ОНИ ПОХИТИТЕЛИ. ПОЭТОМУ НЕ ДОВЕРЯЙТЕ ИМ, ЧТО БЫ ТАМ НИ ГОВОРИЛ ОТЕЦ РОЖДЕСТВО!».

– «ЭЛЬФХЕЛЬМ ДЛЯ ЭЛЬФОВ: ГОЛОСУЙТЕ ЗА ВОДОЛЯ!» – читала я. – «УЖАСНЫЕ ТРОЛЛИ УНИЧТОЖИЛИ РОЖДЕСТВО».

Нуш ткнула пальцем в кипу лежавших на столе газет.

– Свежий номер, – объяснила она. – Посмотри на заголовок.

Я прочитала: «КАК СДЕЛАТЬ СВЕЧКУ ИЗ УШНОЙ СЕРЫ».

Нуш тем временем достала из ящика стола ещё один номер.

– А это вчерашний.

Заголовок гласил: «СОЛИСТКА “ЗВЕНЯЩИХ БУБЕНЦОВ” ЖАЛУЕТСЯ НА ЛЁГКУЮ БОЛЬ в ГОРЛЕ».

– Мы посвятили этому десять полос. Взяли интервью у Можжевеллы и других участников группы.

Я улыбнулась.

– Мне нравятся «Звенящие бубенцы».

– Разумеется. Они всем нравятся! – кивнула Нуш. – «Олень над горой» – лучшая песня, написанная за всю историю эльфов, по моему скромному мнению. И ещё все любят «Рождество на пороге (Я так рад, что обмочил тунику)». Ты ведь слышала её?

– Кажется, нет, – смущённо ответила я.

– Тебе понравится. Но проблема в том, что новость о больном горле Можжевеллы не должна стоять на первой полосе. Мы, конечно, все за неё переживаем, но так ли это важно? Не думаю.

Я откинулась в кресле, вдохнула пряный запах имбирного теста и задала самый очевидный вопрос:

– Так почему ты поставила эту новость на первую полосу?

Нуш горячо закивала, как будто я сказала что-то очень умное. Потом встала, не прекращая кивать, и подошла к окну в дальней стене. Тому самому, откуда открывался вид на Эльфхельм.

– Иди сюда, – позвала она. – Хочу тебе кое-что показать.

Я послушно подошла. После Мастерской игрушек редакция «Ежеснежника» была самым высоким зданием в городе. Она располагалась в центре Эльфхельма, в конце улицы Водоля.

Я разглядела Блитцена и других оленей, которые паслись на Оленьем лугу. Увидела ратушу. Заметила, как эльф зашёл в магазин башмаков на Главном пути. Ещё один вынес мешочек с шоколадными монетами из Шоколадного банка. Я пробежала взглядом по Улице семи извилин и домикам, выстроившимся вдоль неё. Нашла глазами Тихую улицу и Очень тихую улицу. Первая выглядела тихой, вторая – очень тихой, в полном соответствии со своими названиями. Из окна кабинета можно было увидеть Мастерскую игрушек, Школу санного мастерства и Университет продвинутого игрушкоделания. На западе темнели Лесистые холмы. На юге огромным снежным треугольником высилась Очень большая гора. Я знала, что за ней, скрытые от наших глаз, лежат Лапландия с Финляндией. Мир людей. Высоких, похожих на меня существ с круглыми ушами.

– Что ты видишь? – прошептала Нуш, словно этот вопрос висел в воздухе.

– Много чего. Всё. Весь Эльфхельм.

Нуш снова закивала.

– Именно так. Но знаешь, что ещё ты видишь?

– Что?

– Ничего , – многозначительно ответила Нуш.

Я озадаченно на неё посмотрела.

– В смысле?

– В Эльфхельме всё – это ничего. Здесь ничего не происходит. Нет, конечно, что-то происходит: эльфята ходят в школу, взрослые эльфы – на работу. Члены Эльфийского совета собираются в ратуше и обсуждают ограничения скорости для летающих саней и лётные лицензии для оленей. Эльфы покупают башмаки и носят туники. Поют, танцуют свистопляску и говорят друг другу добрые слова. Усердно работают, с не меньшим усердием отдыхают. Но ничего интересного не происходит! Ни одной горячей новости с тех пор, как мы заключили перемирие с троллями. Помнишь первую полосу газеты, которая вышла, когда ты появилась в Эльфхельме? Смотри, её мы тоже поместили в рамку.

Я нашла глазами нужный заголовок: «ДЕВОЧКА, КОТОРАЯ СПАСЛА РОЖДЕСТВО». Под ним красовался мой портрет.

– Нравится? – спросила Нуш.

– Похоже получилось, – ответила я.

– Матушка Миро нарисовала. Она работает штатной художницей в «Ежеснежнике». Отлично рисует. И выпуск получился хороший. Но кроме твоего появления в этом году, ничего интересного не произошло. Хотя если вспомнить, что случилось с санями…

– О нет. – У меня даже пальцы похолодели. – Ты написала об этом?

Нуш покачала головой.

– Пока нет. Хотела сначала с тобой поговорить. Думала взять у тебя интервью.

– А может, я сама напишу об этом? – с надеждой предложила я. – Репортаж от первого лица. Я бы написала о том, каково это – быть человеком в мире эльфов.

Нуш мои слова не вдохновили.

– Каково быть человеком в мире эльфов? Нет, боюсь, это не сработает. Понимаешь, история с санями заинтересует читателей, потому что они будут гадать, погибла ты или нет. Но если ты сама об этом напишешь, они расстроятся, ведь вся интрига пропадёт. И вместо хорошей истории будет сплошное разочарование – в журналистском смысле.

– А что насчёт погоды? – не сдавалась я. – Сегодня очень ветрено. Могу об этом написать.

– Ветер попадёт в заголовок, только если что-нибудь сломает. Или кого-нибудь унесёт.

– А Рождество? – Я готова была ухватиться за любую тему. – До Рождества осталось всего ничего. Могу написать, какие рождественские традиции существуют в мире людей.

– Почти все традиции люди позаимствовали у эльфов. – Нуш лишила меня последней надежды.

Я растерянно посмотрела по сторонам. Создавалось впечатление, что Нуш не горит желанием брать меня на работу.

– Беда в том, – сказала она, глядя в окно, – что помимо сломанных саней, больного горла Можжевеллы и открытия Отца Каспера насчёт свечей из ушной серы, писать не о чем. С троллями у нас мир. Пикси не озорничают. Все живы-здоровы. Никто на нас не нападает. Рождеству ничто не угрожает. В Эльфхельме здорово жить, но для газеты отсутствие новостей означает катастрофу.

Тут моё внимание привлекла длинная очередь у газетного киоска, вытянувшаяся вдоль Главного пути.

– Но смотри, вон тем эльфам, кажется, не терпится купить газету.

Нуш раздосадованно зарычала и вцепилась себе в волосы с такой силой, словно хотела их выдернуть.

– Конечно, конечно, им не терпится! Проблема в том, что они стоят в очереди не за «Ежеснежником».

– Нет?

– Нет. Ты ещё не видела? Это новая газета Отца Водоля. Сегодня вышел первый номер. Понимаешь, когда Совет эльфов проголосовал за то, чтобы Отец Водоль оставил пост главного редактора «Ежеснежника», никто не сказал, что ему нельзя открывать собственную газету. Все решили, что в подобном запрете нет необходимости. В конце концов, они и так сделали достаточно: выставили его из газеты, отправили жить на Очень тихую улицу и конфисковали все деньги. Но у него, видимо, имелся порядочный запас шоколадного золота. Когда много лет назад Отец Водоль был главой Совета, он платил себе десять тысяч монет в неделю. И это не считая тех денег, которые приносил ему «Ежеснежник». Сам же Отец Водоль почти ничего никому не платил. Я была главным корреспондентом по оленьим делам и радовалась, если получала тридцать монет в неделю.