Мэтт Хейг - Отец Рождество и Я [litres]

– Зачем ты так со мной? Я не сделал тебе ничего плохого. Я о тебе даже никогда не думал, – сказал Отец Рождество.

Пасхальный кролик резко зажмурился, будто ему влепили пощёчину.

– Никогда обо мне не думал? Ну разумеется! Вот оно, знаменитое рождественское высокомерие, помноженное на человеческое самодовольство. Что ж, позволь сказать: ты не думал о нас потому, что мы подобны Пасхе. Мы слишком сложны для твоего скудного ума. Всё, что тебе нужно, – это игрушки, гирлянды и надоедливые песенки. А мы, кролики, верим в сложное устройство жизни. Мы верим в искусство. И будем за него бороться. Ты не думаешь о нас просто потому, что не можешь нас постичь. Так повелось испокон веков: все хотели, чтобы кролики сидели под землёй. С глаз долой – из сердца вон! – выкрикнул Пасхальный кролик.

Отец Водоль шагнул вперёд.

– А теперь пришло время людям спуститься под землю. И на собственной шкуре испытать, что такое «с глаз долой – из сердца вон», – с мрачным удовлетворением сказал он и погладил чёрную бороду, будто кота.

Я вдруг подумала про Капитана Сажу. Мне очень хотелось верить, что он сидит дома, в безопасности. Было бы здорово оказаться рядом с ним.

– Прямо сейчас, – продолжал Отец Водоль, – в эту самую минуту, в четверть Поздноватого, когда весь мир готовится встречать Рождество, в Мастерской игрушек никого нет. Всем рабочим приказали разойтись. Они собрались в ратуше, где генералы кроличьей армии и мои журналисты растолковывают им, что происходит.

– Растолковывают, что происходит? – возмущённо фыркнула Мэри. – То есть врут?

Отец Водоль не обратил на неё внимания.

– Кстати о том, что происходит. Наверное, пришло время рассказать вам, что вас ждёт. Пасхальный кролик, тебе слово.

Но Пасхальный кролик его не слушал. Предводителя кроличьей армии куда больше интересовал красный полушубок Отца Рождество. Он придирчиво сравнивал его со своим потрёпанным красным камзолом.

– Какой он красный, – растерянно бормотал Пасхальный кролик.

– Ладно, – рыкнул Отец Водоль. – Сам расскажу. Сейчас вы находитесь очень глубоко под землёй. В самой глубокой части кроличьего лабиринта. Видите вон тот туннель?

Он ткнул пальцем в один из трёх туннелей, которые заканчивались в темнице.

– Видим, – ответила за всех Пикси Правды.

Отец Водоль кротко кивнул.

– Так вот, это скорее не туннель, а жёлоб. В банке оказалось слишком много шоколада. И кроликам требуется место, чтобы надёжно его спрятать. Место очень укромное. Потайной тайник. Короче говоря, мы решили, что шоколад будет храниться здесь. Мы опрокинем чан с расплавленным шоколадом, и он потечёт по жёлобу прямо сюда. Очень скоро шоколад высшего качества заполнит вашу темницу и накроет вас с головой. А потом он застынет, и всё будет кончено. Никто даже не узнает, что с вами сталось. Ваши кости останутся в шоколаде до скончания времён.

– Вот это смерть, да? – сверкнул глазами Пасхальный кролик. – Смерть от шоколада.

Пасхальный кролик и Отец Водоль ушли. Мы остались одни. Напряжённо вслушиваясь в тишину, мы ждали, когда в жёлобе забурлит горячий шоколад.

– Скорее всего, мы умрём, – сказала Пикси Правды.

– Ты этого не знаешь, – огрызнулась я. – Ты не можешь знать правду о будущем.

– Поэтому я и добавила «скорее всего». Статистически это очень вероятно. Пикси-математика позволяет вычислять такие вещи. А пикси-математика – наука куда более точная и вразумительная, чем математика эльфийская.

Мэри, сидевшая в самой дальней клетке, встрепенулась.

– Вы слышали? Какой-то звук! – воскликнула она.

– Наверное, это шоколад, – вздохнул Отец Рождество.

– Нет, это… Это… – Теперь я тоже слышала. Из туннеля доносилось отчётливое мяуканье.

– Капитан Сажа! – завопила я, когда он выглянул наружу.

– Ох ты ж бедная лошадка, – сказала Пикси Правды. – Теперь ты тоже умрёшь.

Отец Рождество судорожно вцепился в прутья клетки.

– Ему нужно отсюда уходить!

– Кыш! Кыш, Капитан Сажа! – закричала я коту. – Уходи скорее! Иди домой. Если останешься здесь, утонешь в шоколаде!

– Кыш! – Мы все принялись гнать кота прочь. – Кыш! Кыш!

Но Капитан Сажа в своей обычной манере не обращал на нас внимания.

– Ладно, – сдалась я. – Нам всем нужно отсюда выбираться. А то в шоколаде останутся ещё и кошачьи кости.

И тут Отец Рождество снова произнёс ужасное слово:

– Это невозможно.

Меня аж перекосило. Я наконец поняла, почему у эльфов оно считается самым грязным ругательством.

– А вот и нет! – Я упрямо выпятила губу.

Капитан Сажа подошёл к моей клетке и принялся тереться головой о прутья. Он громко мурлыкал – наверное, потому, что понятия не имел, какая опасность нам угрожает.

Отец Рождество посмотрел на меня. На лице его играли мягкие отблески пламени.

– Ты с самого начала была права, Амелия. Не всё в этом мире возможно.

– Ну нет, Отец Рождество, – не согласилась я. – Давай же, ты сам вечно твердишь, что невозможность – это лишь возможность, которую мы ещё не увидели.

– Амелия дело говорит! – поддержала меня Мэри. – Помнишь? Когда-то мы думали, что навсегда останемся в работном доме.

– Что ж, теперь вам грозит навсегда остаться в подземной шоколадной тюрьме, – заметила наблюдательная Пикси Правды. – И умереть в самом скором времени. Не сказала бы, что это сильно лучше.

Но тут она кое-что вспомнила.

– Отец Рождество, а помнишь, как ты в первый раз залез в дымоход? Помнишь, какого размера было отверстие в крыше тюрьмы, куда посадил нас Отец Водоль? Оно было в десять раз меньше тебя. Но ты пролез! И сбежал. И это было самое чудесное, что я видела в жизни.

На губах Отца Рождество заиграла горделивая улыбка.

– Я с тех пор бывал в дымоходах и поменьше. И пролезал в дымоходы, которые и дымоходами-то назвать нельзя. А это уж совсем невозможно.

– Значит, ты сможешь вызволить нас и отсюда, – уверенно заявила я.

– Я смогу сделать что угодно, если появится надежда. Но здесь ужасно безнадёжная атмосфера.

– Сегодня сочельник! – напомнила я ему. – На тебя надеется весь мир!

Отец Рождество закрыл глаза и сосредоточился.

– Но сюда не долетает ни капли. Мы слишком глубоко под землёй. А Северное сияние слишком высоко.

– Значит, мы сами должны надеяться изо всех сил, – сказала я. – Если постараемся, успеем выбраться до того, как нас затопит шоколадом.

Отец Рождество крепко задумался.