Мэтт Хейг - Отец Рождество и Я [litres]

Целый мир расстилался под нами. Невидимые и беззвучные, мы летели в ночном небе – два человека, которые не принадлежали ни одному месту на земле.

Отец Рождество.

И я.

То Рождество навсегда осталось в моём сердце.

Отец Рождество так и не забрал у меня поводья. Я правила санями до самого конца, и олени – даже Блитцен – вели себя на редкость примерно. Детям и родителям этот праздник запомнился следами на ковре возле камина. Если верить письмам, которые Пиппин поймал в следующем году, многие поначалу решили, что это грязь, но потом принюхались и поняли, что они пахнут шоколадом.

На следующий день эльфы и кролики впервые за много веков встречали Рождество вместе. Странно было наблюдать, как они сидят рядышком, пируют и подпевают «Бубенцам», которые исполняют свои хиты: «Бубенцы звенят», «Герой в красном полушубке» и, разумеется, классику на все времена – «Олень над горой». Это был поистине чудесный день – и он стал первым в череде не менее чудесных.

Кролики прятались в подземном лабиринте до самой Пасхи, потому что там, внизу, было теплее. Но эльфы часто наведывались к ним. Первую субботу каждого месяца единогласно объявили Диско-днём цветных червяков. «Звенящие бубенцы» играли вместе с кроличьей группой «Отнорки» и громогласным трио «Уши судьбы», которое организовали кролики, сторожившие нас в темнице. Все плясали и веселились. Впрочем, даже после Пасхи кролики предпочитали больше времени проводить под землёй.

Вам, наверное, интересно, что случилось с шоколадом, похищенным из банка. Что ж, его вернули на место, и счастливые эльфы наконец получили зарплату. А Шоколадный банк стал производить в три раза больше шоколада. Львиная его доля доставалась кроликам. Они не покладая лап трудились в художественных студиях на месте тайной типографии Отца Водоля, изготавливая шоколадные яйца любой величины.

Отца Водоля не посадили в тюрьму, поскольку Отец Рождество не думал, что из этого выйдет толк. За домом на Очень тихой улице теперь пристально наблюдали. Отца Водоля заставили закрыть «Снежную правду» – впрочем, её и так больше никто не хотел читать – и назначили Главным упаковщиком рождественских подарков. Он сидел в отдельной комнате в Мастерской игрушек и заворачивал подарки. Отца Водоля эта работа ужасно злила, потому что липкая лента вечно запутывалась в его чёрной бороде.

Мэри продолжала разрабатывать маршрут для ежегодного кругосветного путешествия Отца Рождество. Кроме этого, она открыла кафе на месте бывшего «Фи́гового пудинга» и назвала его «Волшебные пироги Матушки Рождество». Вскоре оно стало самым популярным в городе. Любовь Мэри к Отцу Рождество со временем только росла, и это было абсолютно взаимно. А щёки её с каждым днём становились всё румянее от счастья.

Воздух снова полнился надеждой. Северное сияние горело неизменно ярко. А письма Отцу Рождество всегда добирались до вершины горы.

Да и у меня в жизни всё наладилось. Ещё как наладилось!

Эльфы больше не шептались за моей спиной, а я не чувствовала себя незваным гостем. Эльфхельм стал местом, где рады и людям, и кроликам. В школе дела тоже пошли на лад. Матушка Бубенец и другие учителя меня зауважали, а Колумбус даже поручил особое задание – написать новую историю Эльфхельма, в которой будет правда и только правда о кроликах. Мерцалка со Снежинкой стали моими друзьями и больше не смеялись надо мной на уроках свистопляски.

Работая на «Ежеснежник», я в конце концов смогла оплатить ремонт «Снежной бури». Мы с Кипом даже немного подружились. Во всяком случае, иногда мы болтали и сравнивали истории нашего похищения. Я выиграла соревнования по санному спорту среди юниоров (речь, конечно, идёт о летающих санях) и с гордостью носила свой значок.

Благодаря моей статье о Пасхальном кролике и Отце Водоле продажи «Ежеснежника» взлетели до небес. Нуш назначила меня главным корреспондентом по делам кроликов, и моё интервью с Пасхальным кроликом единогласно признали «самым душераздирающим чтением года».

Жизнь текла своим чередом. Рождество приходило и уходило, годы сменяли друг друга. Отец Рождество трудился в Мастерской игрушек, Мэри пропадала в кафе, а я корпела над уроками и статьями для «Ежеснежника» – однако ничуть не страдала, поскольку освоила искусство эльфийского «корпения», которое ни капельки не похоже на человеческое.

Много лет спустя, в славный рождественский день, я в последний раз оставила Эльфхельм и полетела на санях в Лондон, чтобы открыть там приют – «Волшебный дом для девочек и мальчиков». Я покинула Волшебные земли не потому, что мне там было плохо. Как раз наоборот: я никогда не была так счастлива, как с Отцом Рождеством и Мэри, среди эльфов и кроликов.

Но я помнила, как мне жилось прежде, когда я была несчастной сиротой в работном доме. И знала, что таких несчастных девочек и мальчиков в мире людей хватает. Поэтому я решила последовать примеру Отца Рождество – и подарить детям немного радости в виде крыши над головой, чистых кроватей и вкусной еды, приготовленной по лучшим рецептам Мэри. А ещё я учила их читать и писать.

Я часто рассказывала сиротам историю своего детства. В холодные зимние дни, после вечернего чая с кексом, я садилась у камина, а дети собирались в кружок, чтобы послушать, как мне жилось в Эльфхельме.

Я рассказывала им об эльфах, пикси и троллях. Об Отце Рождество, Матушке Рождество и Пасхальном кролике. Я рассказывала, как письма Отцу Рождество летят к Очень большой горе, а на вершине их ловит акробатически одарённый эльф по имени Пиппин, которому нет равных в прыгании и хватании.

Даже сейчас, будучи уже старой, я продолжаю рассказывать детям эти истории. Потому что миру, полному новых изобретений, миру, где летают самолёты и ездят шумные автомобили, всё равно нужна надежда – и волшебство.

И хотя я никогда уже не вернусь в Эльфхельм, я чувствую силу чудовства. Пусть меня так и не зачаровали, я сама творю волшебство тем, что делаю людей счастливыми. Я вижу в них доброту – и помогаю ей засиять в полную силу.

Как сказал когда-то Отец Рождество, улыбка – лучшее волшебство, которое только можно вообразить.

И в этот рождественский день, дописывая последние строки своей истории, я улыбаюсь. На столе передо мной лежит письмо от Отца Рождество. Он оставил его на каминной полке.