Жан-Филипп Арру-Виньо - Мимси Покет и дети без имени [litres]

Он вернулся, он дома, под защитой прочных стен особняка, где жили его отец, дед и прадед, в окружении тяжёлой старинной мебели, семейных портретов и толстых ковров. Все эти вещи, которые из века в век собирала династия богатых и могущественных людей, рано или поздно будут принадлежать ему.

Только теперь это больше не радовало. Магнус смотрел на заснеженные крыши, на огни спящего города, но душой был далеко – в пропахшей ладаном келье монастыря Смолдно. Потом он услышал, как звонит колокол бронированного поезда, несущегося через лесную темень. Побывал в стойбище Отара, где снежный буран сотрясал войлочные стены шатров. Снова увидел сидящих вокруг костра кочевников и огонёк трубки в темноте.

Неужели он в самом деле пережил всё это? Воспоминания, похожие на картинки из беспокойного сна, казались чем-то нереальным. Магнус с грустью вспоминал и страшные, и прекрасные моменты, которых больше никогда не пережить.

– Я не могу уснуть, – услышал он за спиной голос Мимси.

Давно ли она здесь? Магнус поискал на стене выключатель.

– Не включай, пожалуйста.

Он молча сел рядом на кровать.

Интересно, её тоже разбудила тоска по тому, чего не вернёшь? Она думала о Даче? О той женщине, которая оказалась её мамой? О своём волшебном спасении с помощью амулета Отара? У него было так много вопросов. Но он молчал, боясь, что сейчас она тоже исчезнет, как исчезло всё остальное.

– Зря я оставила книгу в тюрьме, – вдруг произнесла она.

– Зато ты забрала оттуда Братчи. Это важнее.

– Я её любила. Это книга госпожи Спенсер.

– Хочешь поспать здесь?

– Я не хочу спать.

– Я тоже.

– Знаешь, я, пожалуй, назову его по-другому… Пускай будет Тигром.

– А что не так с Братчи?

– Это имя мне разонравилось. Для города не подходит.

– Тигр – красивое имя.

– Правда?

Снова настала тишина, а потом Мимси спросила:

– Ты, наверное, огорчён, что твой отец уехал?

Он вздохнул.

– Наверное, я был к этому готов…

И робко добавил:

– Как думаешь, ты могла бы остаться жить с нами, когда всё это будет позади?

– Нет. Возможно… Я не знаю.

– Вернёшься на Дачу?

Мимси не ответила.

– Если не хочешь об этом говорить, давай не будем, – добавил Магнус.

– Да, давай не будем.

И они стали дожидаться утра, слушая, как в темноте неутомимо трещат будильники, подобно упрямым насекомым, точащим деревянные стены.

Великий герцог Никлас во дворце тоже не спал.

Он выпил свой вечерний стакан молока и почитал правительственные бумаги, которые обычно вгоняли его в сон.

В красной пижаме, похожей на форму гусара, с идеальным пробором, разделявшим волосы ровно посередине, он ходил, заложив руки за спину, из угла в угол по комнате, словно хотел измерить её площадь.

Завтра он вынесет приговор единственному другу, который у него когда-либо был. Но этот человек предал его и хотел убить, а ещё из-за него погиб неуклюжий толстый мальчик, на несколько дней ставший близким товарищем великому герцогу.

Из тяжёлой рамы над камином на Никласа смотрел отец, великий герцог Атаназ, в парадном мундире, увешанном орденами, с нахмуренными бровями и сурово сжатыми губами.

Никлас подумал, что жёсткий и сосредоточенный человек на протрете совсем не похож на отца. Мальчик помнил его добряком, который, несмотря на преклонный возраст, всякий раз опускался на колени в детской, когда игрушечный поезд сходил с рельс.

«Что бы он сделал на моём месте?» – снова и снова спрашивал себя мальчик.

На склоне лет, изнурённый затянувшимся царствованием и раздавленный смертью жены, старый правитель позволил коварному Краганмору втереться к нему в доверие. Он назначил его опекуном малолетнего сына, доверив судьбу великого герцога нечистому на руку интригану.

Никлас не мог винить отца за это. Но завтра ему предстоит судить человека, избавившего его от гнетущей опеки Краганмора. Своего особого советника, своего учителя и друга.

Государь сжал кулаки. Нельзя думать о личном (а он всё ещё испытывал тёплые чувства к Свену), когда на кону судьба отечества. Простить того, кто замышлял убить государя, невозможно! Это будет свидетельством его слабости, которой немедленно воспользуются враги, затаившиеся в темноте!

Юному правителю пришлось довериться брату Грегориусу. Этот божий человек обладал безошибочным политическим чутьём. Разве не он мастерски провёл церемонию подписания мира с Западной Сильванией? К тому же брат Грегориус был религиозен и в жизни руководствовался принципами Священного Писания. Поэтому его мудрость во сто крат превосходила ту, на которую способны обычные люди.

И сейчас эта мудрость требовала смерти.

Правитель думал об их последнем разговоре, из-за которого теперь не мог уснуть, снова и снова прокручивая его в голове.

– Я не могу на это согласиться, брат Грегориус. Разве пожизненного заключения недостаточно?

– «Да придёт на моих врагов гибель неожиданная, да будет путь их тёмен и скользок, и Ангел Господень да преследует их», – прочитал брат Грегориус страшным присвистывающим голосом. – Давид, псалом 34.

Он так громко захлопнул Библию, что государь подскочил от неожиданности, и добавил:

– Глаз за глаз, зуб за зуб, ваше величество. Так повелевает Господь. Расстрел – единственный верный выход. Необходимо отрезать голову, пожелавшую вашей смерти, прежде чем гидра не отрастила себе ещё несколько, которые сожрут вас заживо.

Какие ужасные слова произносил брат Грегориус, не считаясь с тем, что перед ним ребёнок. Его прямолинейность порой пугала государя. Но послушник спас ему жизнь в Смолдно. Тем более сам отец-настоятель отправил брата Грегориуса во дворец, поручив помогать юному правителю, ещё слишком неопытному и невинному для своей тяжёлой ноши.

Если отказаться от его советов, невесело рассуждал великий герцог, к кому тогда обратиться за помощью?

Никлас вдруг накинул на плечи халат. Спуститься в тюрьму, разбудить стражника. Попросить проводить его в камеру Свена Мартенсона. Дать ему шанс рассказать всё с глазу на глаз… Вот как следует поступить.

Он упал в кресло и с досадой зашвырнул домашние туфли в дальний угол.

Нет. Нельзя. Убийца может повлиять на государя, заставить изменить решение. Он, Никлас, унаследовал этот трон. Он не выбирал такую судьбу, но другой у него нет. Каким бы ранимым и чувствительным он ни был, нужно любой ценой исполнять свою роль. И показать всем, включая брата Грегориуса, что он – настоящий правитель Сильвании.

А не растерянный ребёнок, который мечтает, чтобы завтрашний день никогда не наступил.

В золочёной раме у него за спиной великий герцог Атаназ всё так же пристально смотрел на сына из-под нахмуренных бровей. Но сейчас казалось, что взгляд его исполнен не строгости, а искреннего сочувствия.